Андрюшин дернулся, но один из похитителей — тот, что был повыше, схватил его за плечи и ловким движением затащил в фургон.
— Идите куда шли, сударь, — хрипло посоветовал мне второй. — Это вас не касается.
— Боюсь, касается.
Над моей ладонью завис “Колобок”. Маленький, но опасный. Человек хмыкнул. Казалось, совсем не испугался.
— Применять боевую Благодать запрещено на территории Петрополя, — предупредил он.
— Похищать людей — тоже. Отпустите человека — и разойдемся миром. В противном случае я буду вынужден его защищать.
Ответом мне была легкая улыбка. Или показалось?
— Не советую, сударь.
Я шагнул ближе.
— Прошу в последний раз. Отпустите. И верните вещи.
— Исключено.
— Михаил Николаевич, — сдавленно проговорил Андрюшин из недр фургона. — Не нужно…
Но было поздно. Самоконтроль опять дал слабину. Незнакомец дернулся, резко потянулся свободной рукой под куртку, и сила вздыбилась в моей крови. Висевший над ладонью “Колобок” сорвался и метнулся к нему.
— Нет… — пробасил Андрюшин. — Зачем…
И в этот момент прямо перед “Колобком” вырос мощный барьер. “Покров” поглотил заклинание и мгновенно рассыпался, окатив защищаемого снопом янтарных искр. Незнакомец удивленно отпрянул, врезавшись спиной в распахнутую дверь фургона.
— Что здесь происходит?
Я обернулся на требовательный голос за моей спиной. На пороге библиотеки стоял уже знакомый мне старичок в пенсне. Любитель Шекспира. Его руки были охвачены янтарным сиянием.
— Что вы устроили, юноша? — тоном разгневанного учителя прошамкал старик и направился к нам. — Что вы себе позволяете, ваше сиятельство? Неужели забыли о правилах?
Я застыл в непонимании.
— Что за…
— Он все видел… — начал было один из двух нападавших. — Я не успел…
— Молчите, Стельцов! — старик подошел ко мне, и на его лице я видел плохо скрываемое раздражение. — Ваше сиятельство, вы помешали задержанию. Яков Моисеевич Фербер, старший дознаватель Тайного отделения.
В подтверждение своих слов он достал удостоверение и показал мне в раскрытом виде.
Твою мать. Я-то предполагал, что попытаюсь задержать кого-то из людей Радаманта, а нарвался на Тайное отделение. И не просто нарвался — на их глазах нарушил один из основных законов применения Благодати…
— Приношу извинения, — я старался держаться максимально спокойно, хотя внутри все похолодело. — Я не знал, что проводится операция. Со стороны это выглядело как похищение, и я решил исполнить долг всякого законопослушного подданного.
— Только, увы, напали на одного из моих сотрудников, — кисло улыбнулся старичок. — И хотя мотивы сего деяния исключительно благородны, боюсь, вашему сиятельству надлежит отправиться с нами в Отделение.
— Значит, меня задерживают?
— Мы обязаны зафиксировать деяние. А вашему сиятельству надлежит написать пояснительную записку. Полагаю, серьезных санкций не последует, но процедура есть процедура. Пожалуйте в автомобиль, ваше сиятельство.
Фанат Шекспира держался предельно любезно, но от меня не укрылась опасная холодность в его глазах. А еще хуже было то, что он видел нас с Андрюшиным вместе. Видел, что мы разговаривали, что вышли в другой зал и провели там много времени. И если Тайное отделение следило за журналистом, то теперь у них наверняка появятся вопросы и ко мне…
Черт, как же я так неуклюже подставился?
— Прошу вас, Михаил Николаевич, — старик указал на фургон. — Пожалуйте с нами. Это чистая формальность. Прошу, не вынуждайте нас фиксировать еще и сопротивление служителям Отделения.
Ага, так я вам и поверил. Слыхал я, точнее, прежний Миша, слухи о том, что люди могли попросту исчезнуть после визита в Тайное отделение… Одна надежда была на Корфа. Быть может упоминание его имени поможет мне выторговать немного свободы или хотя бы достойного отношения?
— Хорошо, — наконец согласился я.
Был соблазн раскидать с десяток “Колобков” и избежать поездки, но, во-первых, я не знал, чем мне могли ответить сотрудники. Ведь Тайное отделение часто специализировалось на преступлениях, совершенных с помощью Благодати. А раз так, у этих людей наверняка должны быть способы обезвреживать зарвавшихся одаренных. И проверять на своей шкуре мне это не хотелось. Во-вторых, оказав сопротивление, да еще и при помощи родовой силы, я мог влипнуть уже по-крупному.
Спокойно, Миха. Постараемся прикинуться дурачками и держаться версии об активной гражданской, точнее, дворянской позиции.