И тут, каким-то попугайским, хриплым и очень злым голосом проснулась рация: «П'гек'гатите заниматься е'гундой! Вы с ума там, что ли, сдвинулись. Антонина, с'гочно в офис, у меня совещание ско'го!»
Минуту мы молчали, втянув головы в плечи. Неизвестно, кто из нас двоих испытывал более яркие эмоции! Хотя, почему из двоих, еще рация была. И эта рация имела над нами абсолютную власть!
Какой же я остолоп! Чтобы удобнее было с Исаевым разговаривать, я активировал режим VOX. Рация ловит звук и сама включается в режим передачи. Короче говоря, Исаев сидел в своем кабинете и слышал наш целомудренный разговор.
Я понял, в глазах начальника я упал ниже плинтуса!
– А подслушивать неп'гилично, да, милая Тонечка? – обиженно передразнил Исаева я, так и не выключив рацию. Забыл, честное слово, забыл!
* * *
Надо отдать нашему начальнику должное, после этого разговора с Тонечкой Воробьевой, он никак не проявился в этом отношении.
Рации Исаев покупал, что называется, «на вырост». Он планировал расширять штат охраны, увеличивать количество постов. Пока же такой чести удостоились видео операторы и главный инженер. Третью станцию Исаев оставил себе, чтобы мы не болтали зря в эфире (как будто мы для этого не могли банально перейти на другой канал), четвертая так и осталась в запасе. Теперь у нас появилась возможность хотя бы общаться между собой мобильно. С Исаевым я уговорился так: я обслуживаю рации, он доплачивает мне за это некоторую сумму.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Тонечка Воробьева ни с того ни с сего пришла ко мне и пришла довольно поздно. Сама пришла. Пришла ко мне. Поздно пришла!
Обычно в это время я уже диван готовил ко сну, а тут засиделся в эфире – были хорошие проходы, говорил с очень удаленными радиолюбителями.
Тонечка постучала в окошко и сразу к двери (которая на ночь запирается). Я не знал, кто постучал, думал – из сменщиков кто-то что-то забыл.
Открыв дверь, я обалдел – Тонечка Воробьева собственной персоной!
Она стояла, слегка склонив голову, почему-то застенчиво скрестив руки. Весь вид ее говорил: «Ну, вот, что же теперь поделать, пришла уже».
– Тебя что, из дому выгнали? – не нашелся я.
– Ща! – надменно произнесла моя подруга, – меня выгонишь… Я сама кого хочешь выгоню!
Тонечка была немного навеселе. Совсем чуть-чуть, как мне показалось вначале. Но даже небольшое количество алкоголя для Тонечки Воробьевой было опасно. Это снимало всякие ограничения. Возникало интересное состояние, когда, еще практически трезвая девушка, культурная, воспитанная становилась несколько вульгарной.
– Давай, проходи скорее, – торопил я, – на свет комары налетят!
– Комары? – спросила Тонечка. – Причем тут комары?..
– Комары, радость моя, – злился я на себя из-за… не совсем правильной своей (несколько заниженной) оценки степени опьянения Тонечки, – имеют привычку пребольно кусаться в жопу, коли та оголена.
– Да, – неподдельно изумилась Тонечка, скрутившись так, чтобы зачем-то рассмотреть сзади свою клетчатую юбку, – в самом деле? Ну, так мы не будем ее оголять, – хихикнула Тонечка.
Все-таки она была хорошо «под шафе»! Хотя не перебор – это точно.
– Так чего, на счет дома? – повторил я вопрос.
– Какого дома, – не поняла Тонечка.
– Из которого тебя выгнали! – уже веселился я.
Тонечка некоторое время думала, потом просто спросила:
– За что?
– Ну, я не знаю, – продолжал дурачиться я, – может быть, ты мусорное ведро не вынесла вовремя?
Тонечка подумала еще.
– Завтра вынесу… А давай выпьем! – неожиданно предложила Тонечка, – хочешь?
– Уже не продают – поздно, – ответил я с наигранным укором.
– Е-рун-да! – отчеканила Тонечка, – сейчас принесу.
И вправду, Тонечка Воробьева сходила наверх, на какое-то время там зависла, потом вернулась… с двумя бокалами и пузатой бутылкой черного стекла. На этикетке красовалась надпись «CAMUS»
– Да ты – волшебница! – похвалил я Тонечку, прекрасно понимая, откуда этакая ценность.
– Да! – улыбалась она, – у Исаева стащила!
– Ага, – посетовал я, – а если он заметит, как ты думаешь, на кого подумает? На тебя или на меня?
– Да, ответила Тонечка Воробьева, – ведро я вынесу завтра… Что? Подумает? Да откуда он знает, что у него там стоит? Сам не пьет, а клиентам я сама приношу.
– Тонечка, радость моя, – придумывал я эротический сценарий, – я же на рабочем месте, как же я могу пить на рабочем месте?
– Что, – растерялась Тонечка, – никак нельзя?
– Никак! – проявлял я непоколебимость, – но мы что-нибудь придумаем.
– Конечно, придумаем, – подхватила действительно нетрезвая Тонечка. – Ой, а что это у тебя такое? Красиво как, лампочки мигают, – показала она на мою, расставленную по столу, радиоаппаратуру.
Я объяснил, как мог; Тонечка поняла (как могла).
– И что, если я в эту штуку говорить буду, меня кто-то услышит?
– Конечно. Много кто услышит. Надо только тангенту – вот эту клавишу – нажать.
Тонечка взяла микрофон, изящными пальчиками нажала тангенту и озорным голосом пропела: «Люди, здравствуйте все! Я вас всех люблю! Мы тут пьем коньяк! Сейчас трахаться будем!!!»
У меня отвалилась челюсть! Я стоял и не знал, что делать. Канал общий, людей висит на нем немереное количество! Многие мои товарищи по эфиру, конечно же, сразу определили, чья работает станция.
Станция, немного помолчав, ответила Тонечке хрипловатым женским голосом: «Блядь, везет же какой-то дуре! Поздравляю».
Тонечка перепугалась, бросила микрофон, сделала глазками хлоп-хлоп, стояла растерянная.
– Я думала, что выключено все, – надула Тонечка губки, – что же теперь будет?
– Плохо будет! – нагонял я на Тонечку страху, – очень потом плохо будет… если коньяк пить без лимона.
Тонечка Воробьева среагировала мгновенно:
– Есть! Есть лимон! Там, наверху. У Исаева в холодильнике. Там еще виноград есть. А пойдем к нему в кабинет!
– Милая моя, – возликовал я, – какая же ты умница! Там же не мое рабочее место!
– Ну вот, – радовалась Тонечка, – проблема снята.
– Вы там поаккуратнее! – хихикая, вступила станция в наш разговор.
Тонечка Воробьева ничего не ответила. Она презрительно сморщила носик, посмотрела на станцию и живописно показала ей «фак»!
Мы двинулись наверх. В дверях Тонечка тормознулась, снова презрительно посмотрела на станцию и с выдохом в нос произнесла:
– А тебе, пьяная уродина, обломится!
– Тонечка, – сетовал я, – ну успокойся, радость моя. Это была «Афолина»… позывной у нее такой. Она с центра Москвы. Кстати «Афолина» не пьет вовсе.
– Все равно уродина! – не отставала от станции Тонечка Воробьева.