А в схватке мне пришлось бы использовать против нее станнер.
И все же она была неотразима. Она была…
И этим все сказано.
- Надолго? - шепнул я.
- До конца задания, - так же горячо отозвалась она. - Шеф прислал прикрыть.
- Воля Рока! - я откровенно расхохотался. Это было не то задание, где требовалось прикрытие. Но Контора рассудила по-другому…
Мы повалились на узкую лежанку. Десять минут пыхтения, копошения в застежках и мехах, веселого шепота, - и ложе заняло всю палатку, превратившуюся в уютный оплот разврата. Через полчаса я уверовал, что не зря променял законный отпуск на эту дыру, а полное душевное спокойствие - на слабую, непонятную внутреннюю тревогу.
…А тревога давала о себе знать.
Потому что примитивное, полученное в Конторе задание мне чем-то, почему-то, отчего-то не нравилось.
*
Глава 2
На улице светало. Марита спала, а я все смотрел на нее, посасывая таблетку тоника, чтобы уж не ложиться (не люблю спать всего по паре часов). Просто любовался.
Высокий чистый лоб (если не считать двух вертикальных и трех горизонтальных морщинок), прямой нос, длинный разрез глаз, ресницы - ровной длинной гребенкой; неширокие, естественной формы брови. Скулы подрезаны, возможно, излишне четко, а вот губы выразительного, нежного рисунка, безупречны. Марита спала в моем присутствии, глубоко, крепко; доверяла. Я был уверен, что она с Карины, и что начальную военную подготовку она проходила у каринианских коммандос. Это они так небрежны с женским телом, так любят рельефную мускулатуру и силу. Да и другие типичные замашки вполне себе просматривались, скажем, нежная любовь к громадным пушкам, к пулевому оружию; к огромным угрожающего вида ножам с насечками, зазубринами и прочими леденящими душу деталями. Кроме того, весьма немногие серьезные военные учебные заведения брали дам на обучение, а Марита была в высшей степени профессионально подготовлена.
Но я ее не расспрашивал. Меня вполне устраивало, что мы нынче работали в одной Конторе, нередко делали одно дело, а в данный момент отдыхали в одной палатке на одной планете. Я, наверное, даже и не хотел знать ничего больше.
Марита спала качественно, подложив под щеку сложенные лодочкой ладони, и вкусно посапывала. Иногда мне думалось, что я так люблю ее за полную гармонию, которая царила в Маритиной душе.
Предельно предвзято относясь к этой женщине, я не мог назвать ее умной - если ум это логика и умение распутывать нити интриги. Она была безоговорочно верна (иногда доверчива), и, невзирая на силу киборга, по-женски интуитивно мудра и нежна в общении с людьми (в частности, со мной), и всегда готова ко сну, к сексу, к вечеринке или к работе. Я не помнил ее расстроенной, плохо себя чувствующей, томимой сложными общечеловеческими чувствами и снедаемой внутренними кризисами. Какое счастье! Собственно, сам я ныл и предавался рефлексиям куда чаще.
Снаружи мимо палатки проехал первый гусеничный снеговоз, торопясь на самое дно.
После определенного метра спуска добыча становилась бессмысленной. Поэтому ее завершали на четвертом - пятом витке, на самых бедных уровнях, предлагавших выгодные условия для небогатых энтузиастов.
А до грунта планеты оставалась, наверное, еще два-три километра первозданного льда… Греза - планета-ледник.
…А вот и собаки, поскуливая, потянулись за снеговозом. Видимо, придонные ранние пташки начинали ковырять снег и лед с самого восхода.
Я сам не заметил, как, невзирая на бодрящую пастилку, пригрелся и задремал. В голове роились странные образы, которые будило задание; ради них, этих образов, я, собственно, и отказался от визита на курорт. Купил меня шеф.
Возле палатки нарочито громко затопали ноги, и кто-то гнусаво закхекал.
Я прислушался.
Плотнее накрыл Мариту, и, наскоро сунув ноги в унты, набросил на плечи свою меховую доху. Вышел. Ох, бодрило! Закрыв лицо ладонями, обратился к гостю:
- Говори быстрее!
Шиха помялся и невнятно принялся излагать какую-то драматическую историю.
- Короче! - оборвал я его.
- Продай удаси, - выпалил шиха, прекратив жаловаться на своих шестерых жен и одиннадцать детей, и протянул сложенные чашечкой нижние конечности. Я оторопел. Удача - таки да, но как ею торговать? Благословить? Плюнуть ему на лапы?
- Че?
- Удаси продай, осень надо, - шиха затряс усами над верхней парой челюстей.
- Ты серьезно?
- Да-сь. Проси сто надо. Сыха не подведет.
- Ладно, - растеряно сказал я, решив, что лучше уж продать, чем прослыть скупердяем, да еще и обморозиться. - Продаю тебе кусок своей удачи. В оплату принесешь третье, что найдешь на своем участке.
Бескрайние Коридоры, я тут свихнусь.
Шиха степенно поклонился, чуть ли не поцеловав снег у моих ног, потом побрел на свой участок. Потом обернулся:
- Твоя соседа спит в снеге. Нехолосо, коза тонкая, смерзнет. Смотри.
Я машинально повернулся. Джек, будь он неладен, носом вниз валялся около своей палатки без шубы, только в свитере и меховых штанах. Я сделал было к нему резкое движение, но потом, просвистев сквозь зубы “ну уж дудки”, рывком вернулся в палатку.
Тепло оглушило.
Марита чмокнула, приоткрыла глаза, осмотрела меня, по-уставному быстро одевавшегося, и, решив, что сие действо может завершиться и без ее участия, перевернулась на другой бок. Я же натянул все, вплоть до маски и шапки, и только после этого бодрой рысцой припустил к палатке Джека.
На первый взгляд, висок парня был проломлен. На снегу вокруг раны красиво светился алый лед. “Наповал”, - успел я подумать, и тут паршивец тихонько застонал.
Я сунулся в его палатку - она была раскрыта и выстыла. Сокровища закономерно пропали вместе с полотенцем, на котором я их вчера разложил. Пропали водка, спальник, нагреватель, термос, отбойный компрессорный молоток - все.
По местным меркам, парню пришел конец. Побираться на подсобных работах в фактории до ближайшего транспорта, и молиться своим богам, чтобы там было свободное место его категории билета.
- Ну, давай, потащили его к нам, - бодро сказала Марита над моим ухом. Тоже полностью одетая, и в маске.
- Тут не принято, - возразил я. - Не стоит вмешиваться.
- Да хрен с ним, принято, не принято, - Марита стянула перчатку и начала ощупывать шею Джека. - Сам видишь, тут везде театр. Греза - это можно и как Бред перевести. Планета Бреда.
Подлетел наблюдательный модуль Смотрителей.
- Пострадавший может быть доставлен в общественный госпиталь.
- Я позабочусь о нем, - сказал я, ощущая себя распоследним лохом. Если я что-то и любил, кроме Мариты, - так это одиночество, и еще - когда мне не мешали работать.
- На каком основании?
- На основании расового братства, - обреченно выговорил я один из самых дурацких и самых безотказных “паролей” космоса.
Модуль, удовлетворившись этой нехитрой мантрой, покинул нас.
- Идиот, - пробурчал я вслед модулю, - вот освежую парня и пожарю… братство, чтоб его… Марита, подожди!
Марита тем временем, взвалив немаленького молодчика на плечо, не слишком летящей, но уверенной походкой шла к моей палатке. Я хмыкнул, догнал; но суетиться и пытаться отнять ношу, не стал. В спорте “перетягивание пострадавшего” я заранее уступал первое место.
Палатка вмиг стала лазаретом. Марита, ничтоже сумняшеся, применила имеющиеся в нашем распоряжении спецсредства. Однако меня интересовало другое: ощупав парня, я решил, что он остыл не так сильно, как мог бы. А потому, когда он слегка пришел в себя, а бледность, изысканно покрывавшая его щеки, начала подозрительно быстро сменятся насыщенным свекольным румянцем, велел:
- Рассказывай!
Джек радостно, чуть ли не выпустив слюни, пролепетал:
- Я успел!
- Слава Широкому Коридору, - проворчал я, - Ура. Так что случилось? Что именно ты успел?
Прежде, чем впасть во вкусное, насыщенное бредовыми образами простудное беспамятство, Джек поведал следующее.