— А ты, Аверина, оказывается, меркантильная и жадная. Думала, что будет так легко? Как в школе, стоит только взмахнуть ресницами — и все парни у твоих ног. А вот то время прошло.
О чем вообще она говорит? Школа, ресницы, парни, вроде утро и Снежана не должна быть пьяной.
— Ты вернёшь мне мои деньги, иначе я на самом деле пойду в тот клуб и расскажу, какую махинацию ты провернула, подговорив меня.
— Слушай, Аверина, ты точно больная. То, что происходит в том клубе, этого не существует, тебя никто не станет слушать. Это в лучшем случае, а в худшем — просто запрут в одном из борделей Тихого, и никто о тебе не узнает. И не будет нашей прекрасной девушки Саши. Ненавижу тебя с гимназии, с самого первого дня, как ты явилась к нам, такая вся правильная и гордая, и Воскресенского никогда тебе не прощу и не забуду.
Снежана не говорила, а выплевывала мне в лицо каждое слово, сейчас она похожа на мерзкую гиену.
— Ты в своем уме? Какой Воскресенский? Это было семь лет назад, между нами ничего не было.
Я реально в шоке, сейчас речь шла о здоровье моей дочери, а Перова вспоминает прошлое и детские обиды.
— Я всегда в своем уме. Считай, ты спонсировала мне покупку новой тачки, поработала пизденкой и ротиком. Хорошо тебя отымели? Вижу, что шикарно, у мужика тяжелая рука, да?
А вот это уже перебор. Левая скула действительно болит, на секунду прикрываю глаза, чтоб справиться с яростью, но не получается. Я не верну деньги, это уже точно, все будет бесполезно, мне никто не поверит.
Взмах руки, звонкий удар, кожу обжигает, но на душе становится хорошо. Голова Снежаны откидывается в сторону, она хватается за щеку, в глазах удивление, а еще страх. Вот это самое ценное.
— Это тебе, сука, сдача, чтоб ты, тварь, сгорела заживо в своей новой тачке. И да, Воскресенский рассказывал, какая ты фригидная, когда мы с ним трахались.
Ложь, чтоб сделать больно, я и близко не подпускала этого придурка к себе.
— Ах ты дрянь, — Снежана раскрывает рот, как рыба, выброшенная на берег.
Ухожу, хочется разнести эту стерильную клинику вдребезги, но из меня вышли последние силы. За спиной суета, Перова что-то кричит мне вслед, показываю ей средний палец. Устала смертельно за эти сутки.
На улице холодный ветер, застегиваю пальто, хочу домой, принять душ, поцеловать свою малышку, заснуть, крепко обнимая. Улыбаюсь, лишь моя девочка дает силы, дарит счастье и радость.
Долго добираюсь до дома в темном автобусе, прижимая к груди сумку с деньгами, пусть это будет аванс, чтобы Ангелину внесли в списки, назначили дату, я обязательно что-то придумаю.
В магазине у дома купила немного продуктов и фруктов, в квартире пахло выпечкой, бабуля приготовила свои фирменные булочки с изюмом.
— Ну наконец-то, Саша, я уже заволновалась.
— Мама, мама пришла, — Ангелина выглянула из кухни, в одной реке булочка, в другой — единорог Семён, расцеловала ее в теплые щечки.
— Мама в душ, а потом будем обниматься, бабуль, держи пакет.
Хочу смыть с себя все то, что произошло за ночь. Горячая вода расслабляет, клонит в сон, из последних сил вытираюсь, кутаясь в халат. Ангелина смотрит мультик на диване, ложусь рядом, обнимая свою девочку.
Я обязательно что-то придумаю, я найду деньги. Надо будет, снова пойду к отчиму и матери, мне теперь ничего не страшно. После минувшей ночи «мусорный король» дядя Витя — всего лишь тихий извращенец.
ЧАСТЬ 16
— Саша, ты почему не ешь?
— Нет аппетита.
— Лиза, ты бы хоть следила за дочерью, она худая, что кости торчат.
— И ничего у меня не торчит.
Мать отпивает глоток из бокала, смотрит поверх него на меня, потом на своего мужа.
— Милый, не лезь к ней, это переходный возраст, она делает специально всем назло, особенно мне.
— А у тебя уже есть месячные? — Всеволод громко задает вопрос, сам же смеется, его брат смотрит, а я хочу, чтоб все они сдохли.
Ковыряюсь в тарелке, мучаю бедного убиенного кролика под сливочным соусом. Вот уже пятый год, как мы живем в доме маминого мужа, и каждое воскресенье у нас семейные обеды.
Я не понимаю, откуда у Жданова такая любовь и тяга к семейным традициям. Насколько я знаю, и слышала от прислуги, их хозяин воспитывался матерью-алкоголичкой, которая непонятно от кого залетела по молодости.
В детстве она его чуть не утопила в ванне, а потом била шлангом от стиральной машины за любую провинность. Пока он в шестнадцать лет не толкнул ее с лестницы, случайно естественно. Женщина упала, сломала позвоночник, стала инвалидом, прикованным к постели на всю жизнь,