— У вас всегда все нормально, но вы выглядите так, будто началась война и пора доставать автоматы и танк из укрытия.
— А вот насчет танка идея классная, Шума, давай купим? — Тимур шутит, значит, не все так плохо, но Захару всегда не до шуток.
— Так что случилось?
— Слушай, котенок, такие дела, — ТТ двигается ближе, заглядывает в глаза, я, как под гипнозом, смотрю в его. В сотый раз говорю сама себе, какой он красивый, даже наша стюардесса строила глазки, я видела и ревную. — Твои вещи, в общем, они пропали. Но ты можешь купить в два раза больше.
— Как пропали? Украли?
— Нет, не совсем.
— А как? — облизываю губы, потому что он смотрит на них, чертов змей-искуситель.
— Сгорели.
— Сгорели?
— ТТ, хорош играть спектакль. Это твои олухи недосмотрели, или среди них есть крыса, что половина моего дома взлетела на воздух.
Медленно поворачиваюсь к Захару, начинаю соображать.
— Когда это случилось?
— По нашему времени в восемь утра, парни доложили через два часа только.
— Это получается, что вас хотели убить? Это покушение?
— Вот даже девочка понимает, что к чему, а эти твои, мать их, профессиональные охранники валят все на утечку газа. Какого нахуй газа? У меня в доме нет газа! Что там, в гараже стоит, не знаю, но разнесло именно второй этаж и спальни. Сейчас Следственный комитет сядет на шею с антитеррором, а это значит, не вылезем из их душных кабинетов.
— Какой ужас.
Я, наверное, еще не осознаю всего масштаба происходящего, но ведь нас всех могли убить, потому что мало кто знал, что мы улетели.
— Кто был в курсе нашей поездки? Тимур? — Захар снова рычит на него.
— Я думаю, не мешай.
— Он, сука, думает, раньше надо было думать.
— Захар, успокойся, тебе так жалко дом? — беру мужчину за руку.
— Да в жопу этот дом, мы все могли взлететь на воздух.
— Но не взлетели.
Лишний раз убеждаешься, что в этой жизни все определяет случай, мои слезы и тоска по дочери, спонтанное решение Захара полететь. Ангелина спасла нас всех, мой чистый ангел, теперь не только мой.
— Чему ты улыбаешься?
— Нам теперь негде жить, мы почти бомжи.
— У ТТ есть большая квартира, надеюсь, хоть там все под контролем у начальника безопасности моей бездарной службы?
— Мало я тебе заехал по лицу?
— Дерешься как девчонка.
— От бабы слышу.
— Вы как дети, и, кстати, я видела ваш мордобой, не впечатлил.
Оба смеются, мне самой весело. У Захара разрушен дом, нет вещей, полно врагов, но они смеются. Хочу запомнить их такими, словно не увижу больше.
ЧАСТЬ 39
Ночная трасса мелькала редкими фонарями, наш внедорожник, сопровождаемый двумя такими же, резал темноту фарами. Шел мелкий противный снег, он налипал на дворники, которые работали не останавливаясь.
— Зачем столько охраны? Мне нужно начать волноваться? — задала вопрос, Тимур обернулся назад, посмотрел на меня, Захар отвлекся от телефона.
— Нет, котенок, все хорошо, у мальчиков небольшие проблемки. Самую малость, скоро все наладится.
— Такие проблемки, что взорвали дом? Да, совсем небольшие, сущие пустяки.
— Шума построит новый, да?
Сарказм и шутки Тимура были уже не смешные, и да, я волновалась, очень волновалась, но не показывала этого. Если сейчас я начну лить слезы и биться в истерике, от этого хорошо не будет никому.
— Построишь мне его ты, если не найдешь, кто это сделал.
— Не начинай, я работаю, а тебе утром нужно съездить в Следственный комитет, не отстанут, черти, уже весь телефон оборвали.
— Если надо, то съезжу. Тебе не холодно? — Захар берет за руку, сжимает, у него сухая и горячая ладонь. Заметила, что ему нравится держать меня за руку, иногда он делает это неосознанно, просто берет, а сам думает о своем.
В такие минуты мне становится нечем дышать, накрывают эмоции, сердце бьется чаще. Может, это и есть она, та самая любовь, которая выворачивает тебя наизнанку, которую все ждут, боготворят, а потом проклинают.
Я принимаю, что по молодости и глупости любила отца Ангелины. Даже после того, как он вышвырнул меня из своего офиса, жизни и перекрыл кислород, еще какое-то время считала, что это эмоции. Он ошибся и вернется, все осознает, и мы будем нужны ему.
Но то не любовь была, даже не ее искаженная форма.
Так не любят. Так уничтожают, используют, а мой отчим сам же меня ему и продал, зная слабость Сафронова к хрупким и невинным девственницам.
Если я раньше боялась только за Ангелину, то сейчас к страху прибавился еще один — за жизнь этих двух мужчин.