— Все будет в порядке.
— Возможно. Я ведь не просто так в онкологию ложусь, за своего Дениску иду драться, ему ведь только одиннадцать, Катя выйдет замуж, ей тридцать один, у нас двадцать пять лет разницы, а дети трудно привыкают к отчиму — или уж в самом раннем детстве, или лет в семнадцать, там армия, друзья, нормальный ход...
— Погоди, Юра, погоди, ты что-то слишком рационально мыслишь для ракового больного... Потапова помнишь?
— Какого? Игоря?
— Да. У него ведь тоже рак нашли, а потом оказалась вполне пристойная язва...
— Митя... Старик... Друг мой, — Лопухов вздохнул наконец, потом закашлялся тяжело, сухо. — Так ведь у него стрессов было поменее...
Это верно, подумал Степанов, стрессов у Потапова было мало, растение, а не человек, главное, чтоб вовремя «бросить в топку», только чтоб зря не выделялся желудочный сок, ел по минутам, а Лопуха, бедолагу, сняли с работы за то, что его заместитель оказался проходимцем, жена после этого ушла, ютился по койкам, пока Степанов не пристроил его на «Мосфильм» администратором: там Лопушок вновь поднялся, доказав свое умение работать, лихо вел картины, но внутри-то кровоточило постоянно, нет ничего горше, чем несправедливое наказание, вот его и шандарахнуло; одно слово, стресс, когда только и кто его придумал?! Тысячи лет такое в мире происходит, а н`а тебе, слово совсем недавно изобрели, краткое слово, определяющее то, что грозит каждому: стресс.
— Кто тебя смотрел, Юр?
— Хорошие врачи... Я верю им абсолютно...
Он же ветеран, подумал Степанов, ему тогда, в войну, было семнадцать; а в восьмидесятых пошел седьмой десяток, рубеж, словно Рубикон, как же коротка жизнь, сколь стремительна.
— Юрок, я могу чем-нибудь помочь тебе, брат?
— А ты мне помог. Поэтому я и звоню, чтобы на всякий случай попрощаться, Мить, я мало кому звоню, я только к тем звоню, кто...
...Каша подгорела, не говорить же Лопуху, подожди, я газ выключу, сиди и смотри, как чадит кастрюля, и вспоминай то время, когда вы были молоды, ты совсем молодым, а он сорокалетним, только поседел в одночасье, резко сдал, боль в себе носил, как занозу... Любимая присказка была у него тогда: «Будем жить». Поди сочини такую, не сочинишь, это должно отлиться; неужели только боль и обида дают ощущение истины в слове?
...В одиннадцать позвонили из редакции; Игорь стал членом коллегии, вел иностранный отдел, попросил написать комментарий в номер.
— Ладно... А ты поговори с ребятами из отдела очерка, пусть подумают над тем страшноватым обращением, которое родилось: «мужчина» и «женщина».
— Солоухин предлагал восстановить «сударя» с «сударыней», — улыбнулся Игорь. — Как?
— Я за... Ты, кстати, Астафьева читал?
— Что именно?
— Статью «Мусор под лестницей».
— Читал.
— По-моему, здорово. В моем прагматическом черепе тоже родилась статья — в продолжение Астафьева — по поводу многочисленных «нельзя», которые страшны тем, что крадут у нас главное богатство общества — время. Почему оформлять покупку машины должен я и тратить на это день принадлежащий государству, вместо того чтобы поручить сие юристу или нотариусу, оплатив услугу по установленному прейскуранту? Почему не открыть еще тысячу бензоколонок, чтобы люди не проводили в очереди часы, принадлежащие опять-таки государству? Почему не передать первые этажи под кафе, закусочные, бары, чайные, дабы люди не выстаивали в очередях долгие часы, чтобы попасть в ресторан или кафе, а неудачники, которым так и не досталось места, не отправлялись в подворотню — гулять? Кто и почему по-прежнему мешает — в нарушение государственного постановления — давать трудящимся землю под садовые участки? Зачем ограничение на то, сколько чего можно на участке держать? Словно бы две козы и три свиньи — грех какой нарушение, а нет такого запрещающего закона, есть дурь чиновника, живущего по принципу «тащить и не пущать». Посодействуй инициативе, заинтересуй людей, — и у государственного торга будут меньше требовать, да и в субботу с воскресеньем люди будут при деле, а не на диване или во дворе — при «козле» и с бутылкой! Почему нет посреднических контор, которые помогали бы мне и в том, чтобы купить нужную книгу, построить домик на садовом участке, сдать на комиссию автомобиль? Это же экономия миллионов часов, а каждый час имеет свою товарную стоимость.
— Покупаю тему, — вздохнул Игорь — На корню Готов доложить завтра на редколлегии. Как будет называться материал? «Очередной удар по родимому разгильдяйству»? Подумай над заголовком, чтоб не очень ретроградов пугать.
В половине двенадцатого позвонила мама.