— Ко времени прилета Хвоста в Россию я уже, честно говоря, о «Чайнике» и думать перестал, — признается Федоров. — Тем более у нас только-только получился «Бодун», а до него была «Жопа», и наступила некая передышка. Но вдруг звонит Хвост: «Я скоро, кажется, к вам прилечу. Давай запишем тот альбом, который мы придумали». Он приехал. Мы пару дней собирались на квартире у Димки Матковского, пытались по часу что-то вспоминать и дорабатывать из того материала, который получился в Париже. А потом, фактически за неделю, в студии все записали, с тромбонистом и виолончелистом, приглашенными Матковским, и без Озерского. Димка буквально в день прилета Хвоста загремел в больницу. Примечательно, что и спустя несколько лет, когда мы записывали с Хвостом «Жильца вершин», с Озерским произошло то же самое. Он попал в больницу и появился в студии лишь на последних двух сессиях.
В дремучих лесах шоу-бизнеса обязательно нашлись бы те, кто объяснил подобные совпадения ревностью. Мол, «штатного» текстовика группы впервые отодвинули в сторону, он и заболел или, во всяком случае, нашел повод уклониться от проекта, где его участие смотрелось второстепенным. К «Ы» такая версия применима разве что в виде шутки.
— Даже мысли о ревности к Хвосту у меня не возникало, — утверждает Озерский. — Общение с человеком такого уровня, тем более какое-то сотворчество с ним, для меня примерно то же, что для скрипача возможность сыграть на инструменте Страдивари. Хвост не только был замечателен сам по себе, но еще и представлял некий умирающий, отрезанный от нас пласт истории. Мы осознавали, что если не сделаем вместе с ним что-то стоящее, то широко о нем так никто, вероятно, и не узнает. Все замнется. Ну, может, появится пара-тройка каких-нибудь не слишком удачных его альбомов с кабацкими музыкантами, и всё.
Дискуссия на тему, кто кому больше помог — Хвост «АукцЫону» или наоборот, — сегодня, в принципе, возможна, но бессмысленна. Кому нужен ответ на такой вопрос, если в итоге случайного альянса безмятежного пиита-эмигранта и очарованной им внесистемной рок-группы возникло несколько шедевров (речь не только о «Чайнике вина», но и о более позднем «Жильце вершин», и о федоровском альбоме «Романсы») и одна, пардон за выражение, ментальная трансформация. Встреча с Хвостом сделала Леню другим, открыла в нем что-то такое, к чему он прежде пробивался на ощупь и наугад. Не даром потом, уже в разгар нулевых, в различных интервью Федоров назовет «Чайник» чудом и скажет, что лишь в этом альбоме да в «Жильце…» он и годы спустя не чувствует никаких изъянов и не хотел бы в них что-то изменить.
Дом на колесах
Совершенно необходимо отдельно рассказать про наш автобус…
Мне, как человеку любящему путешествовать, очень нравилось, когда мы катались на своем автобусе в Европу. Сейчас таких ощущений не хватает.
Это был период настоящей цыганщины. Мы чувствовали себя кочевниками или, по крайней мере, дальнобойщиками.
Неутомимый дядюшка Кристоф, заряжавший «АукцЫону» все новые и новые старосветские туры, и постепенное привыкание группы к обитанию в Европе (не повлиявшее на сравнительную бытовую непритязательность «аукцыонщиков») в 1993 году натолкнули коллектив на рентабельную мысль: а не обзавестись ли собственным автотранспортом? При грамотном подходе к делу он должен был в итоге обойтись дешевле регулярной аренды за границей минивэнов и более вместительных машин для гастролей «Ы».
Когда замысел осуществился, известие об этом прозвучало на новорусской родине «АукцЫона», лечившейся в ту пору от советских болезней экономической «шоковой терапией», смачно: «Ы» в Германии купил себе «мерседесовский» автобус! Факт «аукцыоновского» преуспевания был, как говорится, налицо. Некоммерческая, независимая питерская команда действует с буржуйским шиком!
В действительности все, конечно, обстояло скромнее. Заняв недостающую сумму, «аукцыонщики» за 20 с лишним тысяч марок купили на турецкой барахолке в Германии подержанный автобус «мерседес» — «старенький, но с отменными рекомендациями», как напишет позже Гаркундель. «Нахваливая его, — запомнил Олег, — турки повторяли на ломаном немецком, что мотор „вери-вери гуд". Мотор и вправду ни разу нас не подвел».
За руль на первых порах усадили Бондарика.
— У меня имелись права соответствующей категории, — объясняет Виктор. — После службы в армии я полтора года работал в автобусном парке. Два дня, с 4 утра до 11 вечера, вкалывал, потом следовали два выходных, и я отправлялся на «аукцыоновскую» точку, на Металлистов, репетировать…
В одиночку я нашим автобусом порулил недолго. Мы нашли водителя, Володю Егорьева, который вскоре сделался практически членом группы. Тогда мне стало полегче…
так впишут «аукцыонщики» свой потертый «мерс» в эпохальный альбом «Птица», изданный менее чем через год после покупки автобуса. Они обжили эту передвижную «недвижимость» быстро и эргономично, и она действительно стала не просто их транспортом, но и мобильной кибиткой. Домом, в общем.
«В салоне появились столики и „нары", на которых можно отдыхать», — отметил в мемуарах Гаркуша.
— Автобус реально был нашим «домом на колесах», — повествует Бондарик. — И чайники в нем всякие имелись, и белье на натянутых нами веревках сушилось. И спать там приходилось часто, особенно когда бывали ночные переезды километров по 600-700.
— До сих пор помню ощущение, — говорит Озерский, — когда сидишь на переднем сиденье рядом с водителем глубокой ночью, смотришь в лобовое стекло, и видишь, как дорога наматывается на колеса. Наматывается и наматывается…
— Чем дольше ехали, тем чаще тормозить приходилось, чтобы кто-то в туалет сходил, — продолжает Бондарик. — Один раз кому-то дашь поблажку, и потянется: то один выйти попросится, то другой. Хотя мне лишний раз остановиться было несложно, это не раздражало. К тому же мне немножко прибавляли к гонорару — за вождение. Давали, так сказать, на ночную еду…
Мы начали ездить на своем автобусе еще в эпоху «челноков», но границу и таможню наловчились проходить достаточно быстро. Как ни странно, хватало
объяснения, что мы группа «АукцЫон» и едем на гастроли. Нам шли навстречу. Да и проверять у нас было особо нечего: пустой автобус — десять человек и инструменты. Постепенно мы достигли такого уровня, что объезжали большую очередь и умудрялись минут за двадцать миновать и нашу границу, и польскую.
В Польше, к слову, единственный раз попали в легкую аварию. Это случилось чуть ли не в первой нашей самостоятельной поездке. Я тогда уже сутки за рулем ехал и немножко переоценил собственные силы. Концентрация внимания снизилась, а тут въезжаем в город. В Европе людей на пешеходных переходах принято, как известно, пропускать, и вот передо мной на «зебре» притормаживает маленький «фиат». Я среагировал с опозданием, и наш автобус слегка его в зад боднул. Но ничего особенного не последовало. Вышел из «фиата» поляк, я дал ему 200 марок, и он счастливый уехал. У него, в принципе, имелась страховка, мог бы вызвать комиссаров и все прочее, однако мы с ним расстались проще.
Более стремное ДТП произошло с «Ы» зимой 1994-го в Германии.
— Там почти каждые гастроли были сопряжены с какими-то трудностями, — вздыхает Виктор. — То правильно запарковаться нужно, то сделать обязательную остановку после определенного времени, проведенного в пути, то еще что-то. Но самым жестким эпизодом наших путешествий, конечно, стал тот, когда у нас на автобане на скорости 100 километров в час у автобуса отлетели два задних колеса. Мы тогда уже с водителем ездили, поскольку весь тур мне было рулить тяжело, и он на одной из стоянок, пока мы выступали, поменял у нашего «мерседеса» колеса, а гайки как следует не закрутил. А я после концерта не проверил. И вот едем ночью, все постепенно засыпают, сзади послышался некий стук, но с усталости никто на это особого внимания не обратил: стучит себе и стучит. И вдруг смотрю в окно, о-па, наши задние колеса нас обгоняют! Хорошо, что зимой дело было и у трассы уже какое-то скольжение появилось, а иначе автобус мог просто тут же перевернуться, как консервная банка, и последствия были бы весьма печальными.