Как водится, несколько видных ученых немедленно выступили с восторженными заявлениями, из коих явствовало, что данная система звездолета является идеальной потому-то и потому-то (следовали формулы) и в ближайшую тысячу лет может претерпеть лишь частные усовершенствования.
В трех первых, очень близких релятивистских полетах участвовали только автоматы. "Сжатие" пространства-времени для летящего корабля, возрастание массы - все эти отвлеченные физические категории были воплощены экспериментально. Затем состоялся полет одиннадцати человек в сторону Проксимы Кентавра, достаточно удачный, но, увы, немного прибавивший к сообщениям автоматов. По трассе в четыре световых года было невозможно вести корабль с субсветовой скоростью; звездолеты тех лет разгонялись крайне медленно... Значит, не произошло главное испытание, проверка реакций человека на максимальные релятивистские эффекты.
Еще до возвращения экспедиции с пустынных планет Проксимы были закончены расчеты путешествия к белой звезде, от которой поступали некие осмысленные радиосигналы. С предельным ускорением, какое выдержат космонавты в течение долгого времени, корабль разгонится до околосветовой скорости и пройдет путь до звезды за четырнадцать собственных лет.
Именно для этого рейса, вызвавшего бурную полемику как в ученых кругах ("безумная авантюра", "жертвоприношение"), так и среди широких слоев населения ("забрать у Земли столько энергии!"), был построен суперсветолет "Титан", стокилометровым зеркалом и добавочными баками антивещества превосходивший своего "кентаврианского" собрата, как кондор ласточку. Добавочное топливо предназначалось также и для регулярных радиопередач, в то время как другие светолеты имели возможность послать сигналы дальней связи только ограниченное число раз за весь полет.
И "Титан" говорил с Землей. На протяжении многих десятилетий рассказывал обо всем, что творилось на его борту. Полустертые межзвездным шумом сигналы складывались в страшные своим лаконизмом рапорты - о том, как на околосветовой скорости любая пылинка, летящая навстречу, устраивает мощный взрыв на броне, как растет поток заряженных частиц, проникающих сквозь поле, и поднимается радиация в жилом корпусе; как возросшая масса тел заставляет экипаж постоянно лежать в ртутных ваннах; как медленно умирают раненые или облученные космонавты, и никто не в силах сдвинуться с места, чтобы им помочь... Многие сообщения были бесценными для науки, но страдания экипажа "Титана" лишали спокойствия всю Землю. И мало-помалу строители звездолетов сворачивали с привычных инженерных путей...
На пятьдесят восьмом "земном" году полета передачи прекратились навсегда. "Титан", грандиозный, как ни одно из сооружений в истории цивилизации, овеянный более трагической славой, чем корабли полярных первопроходцев или венерианские десанты, окончательно ушел в темноту, в небытие, может быть, не являвшееся смертью, но равное ей.
Но Земля, до сих пор старавшаяся подбодрить своих героев и мучеников, все-таки послала пропавшему кораблю еще одно, радостное, сообщение.
После ухода "Титана" состоялось еще несколько аннигиляционных перелетов, две или три катастрофы - и эпоху релятивизма окончательно назвали "несостоявшейся". Попросту никто не желал идти на десяти- или пятидесятилетнюю пытку в бронированной камере, на заведомую гибель части улетевших - ради крошечного шанса найти что-нибудь необычайное, несуществующее на Земле. До сих пор все экспедиции утыкались либо в беспланетные светила, либо в ледяные мертвые миры...
Эпоха закончилась, и надгробную плиту над ней положил международный коллектив физиков-"абсолютистов". Как веком раньше усилиями кибернетиков была прекращена вивисекция, опыты над живыми организмами, так сейчас с помощью небанального научного решения прекратились муки космонавтов, физика "абсолюта" показала возможность мгновенного "воспроизведения" любой материальной системы на любом расстоянии, вне обычных понятий об удаленности и скорости. Вот об этом-то событии, возвестившем начало космической зрелости, говорила Земля в своем последнем обращении к "Титану"...
Но Веллерсхоф, Свидерский и Феррани, вышедшие утром из ракеты на поверхность загадочной Шестой, не слышали этой передачи. Связь с Землей прервалась. Этого и следовало ожидать при околосветовой скорости корабля.
В десантную исследовательскую ракету, сброшенную с "Титана", проникла другая передача: приветствие, произнесенное чистым девичьим голоском...
Все-таки Феррани не удержался от возгласа, и даже Свидерский, человек без нервов, человек без болезней и слабостей, вдруг обессиленно оперся на плечо шефа - никакая радиопередача не может быть столь убедительной, как появление... гм... хозяев передатчика. За краем выжженного круга волновалась роскошная бирюзовая степь. От ее края, каждым шагом разбрасывая клубы сизого пепла, шли к ракете две девушки, обе даже без легких масок биозащиты, в легких светлых костюмах, в брюках, заправленных в изящные сапоги, с пестрыми шарфиками на шее. Шедшая впереди темноволосая, рослая, большеротая девица широко улыбалась и энергично махала кистью руки. Ее чуть отставшая спутница, гибкая блондинка с круглым полудетским лицом, держалась более осторожно и чуть ли не испуганно.