- У нас не принято!
- Нет, вы слышали?! Уних, не принято! Не привыкну никогда к твоим выходкам буржуйским...
- Мать угомонись! - заступался за жену Фёдор.
- А ты нет, чтобы на мать кричать, уму, разуму поучил жёнку бы...
-Хватит! И так в угоду вам ушла из конторы, совсем деревенской стала и коров доить научилась и хозяйство вести, уймитесь уже! Не хуже наших баб управляется, всё вам не так! Не угодишь, дайте уже своим умом пожить!
- Вот оно как, вывернулось то, а ты чего, как пень сидишь, слово не скажешь?! - напустилась она на мужа,- вон как за жёнку то свою глотку дерёт.
- Дак оно, может и прав Федька, сколько клевать то Маньку можно?
- Тьфу ты, пёс тебя поймёшь, и по что за тебя только пошла? За дурня такого!
И лишь когда Степан пропускал рюмочку, другую... обычно молчаливый и уровновешанный, мог пошуметь на жену, заступаясь за невестку, в отсутствии сына:
- Ну, чего ты цепляешься, как репьях к ней постоянно? Разве не видно, старается девка. Хоть и городская, а глядь приладилась как, к нашей то деревенской жизни. Ни каждая деревенская баба так сможет.
- Ишь ты заступник выискался! Небось, тоже приглянулась чужачка? Не больно то стал сына отговаривать! - с ноткой ревности отчитывала женщина мужа, - всем вам, как мёдом мазано, лишь бы под чужую юбку залезть!
- Это Федька не слышит...Дура баба! И чего только в той голове бестолковой не надумается!- пригрозив крепким кулаком, продолжал, - Ох, договоришься ты у меня Зойка! Я из твоей башки когда - ни будь дурь то твою вышибу! Чего привязалась к девке? Вон кака усердна, на вид хлипкая, а жилистая...везде управляется сама, всюду успевает. От тебя разве помощи дождёшься? И кто из вас двоих барыня? Так и бычишься, чтобы Федька лишний раз повод имел шумнуть на жёнку!
- С неё не убудет! Мало на них спины гнули?
- Да ты что ль, гнула?! Сроду не работала! На моей шеяке просидела, ни в поле, ни на ферму не выгонишь, а в невестку клещами вцепилась! Ох, договоришься ты у меня!..
На некоторое время свекровь притихала, давая Марии передохнуть от её нападок.
Фёдору не нравилось, когда родители называли его жену Манькой, он частенько напускался на них:
- Сколько можно говорить вам. Маньки на лугах пасутся. Супругу мою Марией зовут, можно Машей.
Однажды брошенное слово, не заставило ждать... Маленький Николка стал изгоем в собственной семье. Если родители мужа баловали старшего внука, он был любимчиком, то младшего старались не замечать и наказывать за любую провинность и шалость. Мария жалела скромного, тихого сына, но на любовь у неё времени не оставалось, в вечных хлопотах и заботах.
Николай рос застенчивым и робким ребёнком. Было видно, отец не любил младшего сына, вечно тот путался у него под ногами, и он отвешивал ему увесистые подзатыльники. Со стороны могло показаться, что своим видом мальчик как бы давал понять, что он не виноват в том, что он есть, как бы извиняясь за своё появление на свет. Василий же был полной противоположностью своего брата. Маленьким, ему говорили вслед:
- Надо же, какой милый, славный малыш. В детстве мать даже побаивалась, как бы кто, не сглазил её Василька. Он рос подвижным, любознательным, общительным ребенком.
Все они; и Аурика и братья учились в местной школе. Школа стояла в центре деревни. Деревянная школа была просторной, с большими окнами, резными ставнями и красивыми, узорными коньками на крыше. Во дворе школы, у самого входа, росли белоствольные красавицы березки, красивой аллеей. Аурике нравилось учиться, но если б ни назойливые, заносчивые мальчишки, которые постоянно донимали её, задираясь и дразнясь. Девочку сокращено все звали, просто Рикой, а то и вовсе не называя по имени, обращались:- Эй ты!..
Если мальчишки гоняли мяч, и он оказывался рядом с Аурикой, они кричали ей:
-Эй ты, юродивая, мяч подай!.
Девочка старалась не слушать их. Тогда в её адрес сыпались обидные слова, её дразнили, рифмуя их:
-Ты лешачихина дочка, кикиморе сестра, без рода и без племени и вовсе без ума!
И когда вредные, надоедливые мальчишки видели, что она на них не обращает внимание, затрагивали бедную девочку дергая её за косу, а то и вырывая портфель, играли им в футбол. Бывало, что забрасывали камнями, тихую и безответную девочку - сиротку.. Когда камешек попадал в неё, она страдала ни столько от физической, сколько от моральной боли. Обидные слова больно жалили и без того ранимое девичье сердце. И только соседский мальчишка,- Никола, заступался за неразговорчивую, замкнутую чужачку. Ему по сердцу была безобидая, застенчивая девочка, он видел в ней родственную душу.
Аурика всегда ходила в платке, пряча под ним черную как смоль, богатую, густую косу и носила с длинным рукавом, монашеские одежды; даже в жаркую летнюю пору. Она не только внешне отличалась от своих одноклассников. Девушка походила на испуганного, затравленного зверька, все сторонились её, считая, что она как бы не в себе, хотя в учёбе она была прилежна и училась хорошо. Николе всегда было жаль эту забитую девочку с огромными, как ложки, черными глазами, на худеньком, маленьком лице. Иногда подрастающий мальчишка незаметно от всех, клал ей в кармашек конфетку, в ответ же, она благодарно улыбалась ему уголками рта. Этой улыбки было достаточно, чтобы поднять ему настроение на весь оставшейся день.
В школе Николу никто не замечал, словно его не было вовсе. Учителя порой забывали неделями приглашать его к доске. Он всегда очень неброско одевался. Николай был неприметной, невзрачной наружности. С непослушными соломенного цвета волосами, серыми глазами, и невысокой мешковатой фигурой. Но с исключительно чутким, отзывчивым нравом. Если кто-то нуждался в его помощи, он никому не мог отказать, никого не мог обидеть. Он не мог пройти мимо, если видел, как деревенская ребятня, пинает бездомную собачонку. Никола обязательно вступался за бедное животное, хоть и частенько получал изрядную трепку.