* Пехота гвардии к этому времени была ослаблена. Около 1O часов утра по просьбе Кутузова поддержать союзников на Праценском плато великий князь послал батальон Измайловского полка, вокруг которого соберутся остатки разбитых войск. Кроме того, понесли потери батальоны, сражавшиеся в Блазовице.
Итак, главным движением этого дня стал марш корпуса Сульта левым крылом вперед (по часовой стрелке). Стоит вспомнить, что в диспозиции было черным по белому написано: «маневром дня... должен быть марш вперед по-эшелонно правым крылом вперед». Как можно еще раз видеть, план, существовавший к 8 часам вечера 1 декабря, был изменен. Входило ли это изменение в указания, данные Сульту и другим маршалам ночью и на рассвете, сказать сложно. Ясно одно — что генеральная диспозиция на день 11 фримера подобного маневра не предполагала.
В то время когда Сент-Илер и Вандамм начали свое движение, к Праценскому плато по указанию императора уже приближались части императорской гвардии. Именно в этот момент со стороны Крженовица были замечены какие-то массы войск, движущиеся к плато. Ясно, что это могли быть только русские полки. По приказу Вандамма в эту сторону была выделена часть бригады Шиннера (1-й батальон 4-го линейного и 2-й батальон 24-го легкого полков) для того, чтобы хотя бы на некоторое время задержать неприятеля.
Неизвестными войсками была русская гвардия под командованием Константина. Едва увидев справа от себя французские отряды, гвардейцы построились в боевой порядок. Тотчас преображенцы и семеновцы с криком «Ура!» бросились в штыки и опрокинули стрелков бригады Шиннера. В этот же момент в атаку двинулись конногвардейцы и лейб-гусары. На их пути оказались сомкнутые батальоны 4-го линейного и 24-го легкого полков. Едва русские гвардейцы увидели их, как тотчас же атаковали.
Майор Бигарре, командир 4-го линейного полка, так запомнил произошедшее: «Колонна из всей кавалерии русской императорской гвардии... развернулась на расстоянии ружейного выстрела от нашего батальона. Перед нами выкатили шесть орудий конной артиллерии, которые, открыв огонь картечью, посеяли беспорядок в рядах батальона... Первая атака (русских кавалеристов) была отбита огнем нашего каре в упор. Но следующую атаку третий русский полк (речь идет об атаке поэшелонно одним и тем же полком) произвел в тот момент, когда ружья были разряжены. Он прорвал каре, и его всадники, скача взад и вперед, порубили больше 200 человек... Командир батальона Ги и 10 офицеров были убиты и ранены в этом бою. Я получил больше 25 ударов палашом по голове, по плечам и по рукам. Впрочем, раны от них были не глубокие, а то и просто это были ушибы. 24-й полк легкой пехоты, который допустил ошибку и остался в развернутом строю, был также опрокинут этой кавалерийской атакой»38.
Во время отчаянного рукопашного боя орлоносец 4-го линейного был зарублен, а знамя упало на землю. Полковая история конногвардейского полка так рассказывает о происшедшем: «3-й взвод 2-го эскадрона, под командою поручика Хмелева, сшибает с ног французского знаменосца. Правофланговый наш рядовой Гаврилов соскочил с лошади, поднял упавшее французское знамя и только успел передать его подскакавшему рядовому Омельченке, как был поражен неприятельскими штыками. Французы кинулись вперед, чтобы спасти свое знамя, но рядовые Ушаков и Лазунов подскакивают на выручку Омельченке. Завязался бой на жизнь и на смерть, но все-таки знамя остается за нами, в руках Омельченки... Омельченко, Ушаков и Лазунов сами привезли к Наследнику Цесаревичу отбитое знамя»39.
Эта версия, как кажется, соответствует действительности, хотя майор Би-гарре будет позже клясться и божиться, что ни он, ни его солдаты не заметили потери орла в дыму и пыли. Хотя не исключено, что те солдаты, которые пытались спасти знамя, были убиты или ранены*.
В тот момент, когда началась атака русской гвардии, на плато поблизости почти не было французских полков. Французская пешая гвардия была еще на подходе, и в распоряжении императора не было ничего, кроме гвардейской кавалерии. Маршал Бессьер рассказывает в своем рапорте: «Император отдал мне приказ двинуться вперед с кавалерией, чтобы поддержать 4-й полк линейной пехоты и 24-й легкой пехоты, сильно атакованные неприятелем". Я тотчас же приказал полковнику Морлану с двумя эскадронами конных егерей идти на левом крыле и атаковать вражескую пехоту... Я заметил, что противник желал обойти меня справа, и тотчас же послал генерала Орденера с тремя эскадронами конных гренадер, чтобы удержать его, а князя Боргезе еще с одним эскадроном я поставил уступом справа и позади от генерала Орденера. Это движение я приказал поддержать артиллерийской батарее командира эскадрона Догеро. Полковник Морлан бросился со своими войсками на вражескую пехоту и врубился в нее. Началась отчаянная рукопашная схватка. Конные егеря, понесшие потери от картечи и ружейного огня, на какой-то момент вынуждены были уступить перед численным превосходством, но они отступили в порядке» 40.
На самом деле атака Морлана была, без сомнения, неудачной. Русская пехота, используя естественные препятствия, и в частности виноградники, встретила французских конных егерей огнем и штыками и остановила их. Не слишком ясно, что делали в этот момент конные гренадеры. Похоже, что на этом этапе боя они либо не приняли участия в схватке, либо также были отражены, хотя и не понесли практически никаких потерь.
Тот факт, что французская кавалерия была опрокинута в начале боя между гвардиями, подтверждается воспоминаниями генерала Друэ: «Император... вызвал мою дивизию, чтобы поддержать центр. Чтобы скорее прийти на угрожаемый пункт, я пошел через болотистую местность и построил прямо на ходу мою дивизию в колонны пополубатальонно. Я атаковал русских. Их кавалерия устремилась вперед с большой решительностью и проскочила в интервалы между моей пехотой, чтобы атаковать гвардейских конных егерей, которые приводили себя в порядок после атаки позади моей дивизии» 41.
*Орел 4-го линейного полка был единственным знаменем, отбитым у французов в Аустерлицкой битве. Вплоть до самой революции 1917 г. это знамя, как священная реликвия, хранилось в полковой церкви Лейб-гвардии Конного полка.
** По версии большинства русских источников, атака французских гвардейских эскадронов началась еще до разгрома 4-го линейного и 24-го легкого полков. Согласно этим источникам, атака французов была нацелена против русской пехоты. Когда она была отражена, в бой вступили лейб- гвардии конный и лейб-гвардии гусарский полки. Возможно, что поражение пехоты Шиннера и контратака Бессьера происходили примерно в одно время, поэтому участники путаются, определяя последовательность боя.
В результате буквально в двух шагах от штаба возникло замешательство, а беглецы 4-го линейного оказались прямо рядом с императором. «Они бежали почти на нас и на Наполеона, — вспоминал Сегюр. — Напрасны были усилия их остановить. Они ничего не слушали и на наши упреки в том, что они покидают поле боя и своего императора, они отвечали лишь машинальным криком «Да здравствует Император!», который они издавали и бежали дальше со всех ног. Наполеон улыбнулся с сожалением и, сделав небрежный жест, сказал нам: «Оставьте их». Он сохранял абсолютное спокойствие»42.
Битва при Аустерлице, Ситуация на 12 часов
В этот же миг император позвал своего адъютанта генерала Раппа: «Там, кажется, беспорядок. Возьмите гвардейскую кавалерию и восстановите бой». Храбрецу Раппу не надо было повторять подобный приказ дважды. Он тотчас же схватил два эскадрона конных егерей, один — конных гренадер, роту мамелюков и устремился вперед. «Я отправился галопом и скоро увидел результаты разгрома. Кавалерия была среди наших каре и рубила наших солдат. Немного позади мы видели пешие и конные массы в резерве. Противник оставил свою добычу и стал разворачиваться навстречу нам. Несколько артиллерийских орудий прилетели в галоп, и я развернул их против них. Мы двигались в сомкнутом порядке... «Смотрите, — прокричал я. — Там топчут наших друзей, наших братьев по оружию! Отомстим за них, отомстим за наши знамена!»43
С громовым «Да здравствует Император!» егеря и мамелюки рванулись в бешеный галоп. Лейб-гусары и конногвардейцы не успели сделать нескольких шагов, чтобы разогнаться для атаки, и бешеный вихрь наполеоновских «кентавров» обрушился на почти неподвижную массу русских всадников. Яростные удары сабель конных егерей, свист кривых клинков мамелюков, дикие крики и вопли сражающихся на несколько мгновений наполнили Праценское плато.
«Хотя раненый и промокший, я поднялся и закричал: «К оружию!» — рассказывал лейтенант Дюпэн из 4-го линейного, который, подобно сотням солдат, лежал на земле, чтобы избежать ударов русских палашей, — по этому крику, тысячу раз повторенному, все, кто могли, встали и бросились помогать гренадерам и мамелюкам. Невозможно вообразить, насколько отчаянной была эта схватка и эта резня»44.