Теперь стало ясно, что вокруг этого ничтожного моста без перил, длиной 25, шириной 4 метра решается исход боя, а значит, и судьба Итальянского похода, а значит, и всей великой европейской войны.
И вот около 15 часов по рядам французских войск как молния пронеслась весть — сам главнокомандующий поведет солдат в атаку на этот проклятый мост. Когда солдаты и офицеры узнали об этом, все, кто мог, встали снова в ряды.
Генерал Ланн, которого обливающегося кровью везли на носилках, потребовал, чтобы его посадили на коня — пешком он идти не мог и снова оказался в первых рядах колонны. Главнокомандующий подъехал со своим штабом к передовым батальонам. Спрыгнув с коня и схватив знамя 51-й линейной . полубригады, Бонапарт воскликнул, обращаясь к солдатам: «Вы разве уже более не победители под Лоди? Что стало с вашей неустрашимостью?» С этими словами главнокомандующий двинулся по дамбе, заваленной трупами. Рядом с ним шли все его преданные офицеры и генералы Ланн, Вердье, Мюирон, Виньоль, Бельяр, Сулковский. На этот раз словно электрическая искра воспламенила сердца, и солдаты под ливнем свинца так же решительно пошли за своим полководцем. Но когда колонна была уже близко от моста, залп картечью угодил прямо в тех, кто шел впереди. Бонапарт должен был бы, наверное, погибнуть, но те картечные пули, которые предназначались ему, принял на себя, закрыв своего командующего и друга, молодой капитан Мюирон. Он погиб, но спас того, кому был так предан. Однако колонна заколебалась под шквалом огня. Кто-то из офицеров схватил Бонапарта, закричав: «Генерал, Вы идете на смерть, если Вы будете убиты, мы все пропадем, Вы не должны идти дальше, это место не для Вас!!» Остановка, пусть даже минутная, шедшего впереди штаба поколебала решимость колонны. Новые залпы свалили наземь офицеров и солдат. Толпа заколебалась и бросилась назад...
Увы, генерал Бонапарт не взял штурмом Аркольский мост, его войска вынуждены будут временно отступить, затем снова начнут отчаянный бой на плотинах и вокруг них. Бой будет продолжаться весь день 15 ноября, весь следующий день 16-го и только к вечеру 17-го, после того как австрийцы будут измотаны трехдневной борьбой, армия Бонапарта окончательно перейдет в наступление, преодолеет все преграды и разгромит, наконец, Альвинци...
Но какое все это имеет отношение к взаимоотношениям Франции с Россией? Самое прямое. В эти дни 15—17 ноября в болотах вокруг Ар коле родилась наполеоновская легенда. Та необычайная популярность, которой пользовался отныне во Франции Бонапарт, тот ореол героизма, доблести, славы, который словно окутывал молодого полководца, — все это возникло в эти дни. Да, конечно, победы под Монтенотте, Милеззимо, Лоди, Кастильоне заставили армию поверить в своего полководца, наделали немало шума во Франции и в Европе, но только после Арколе имя Бонапарта начали произносить с каким-то восторженным трепетом, только после Арколе он превратился для своих солдат в полубога, за которым они были готовы идти хоть на край света...
«О, как шагает этот юный Бонапарт! Он герой, он чудо-богатырь, он колдун! — написал о молодом герое почти точно в тот момент, когда Бонапарт сражался при Арколе, другой великий полководец, Александр Суворов. — Он побеждает и природу и людей; он обошел Альпы, как будто их и не было вовсе; он спрятал в карман грозные их вершины, а войско затаил в правом рукаве своего мундира. Казалось, что неприятель только тогда замечал его солдат, когда он их устремлял, словно Юпитер свою молнию, сея повсюду страх и поражая рассеянные толпы австрийцев и пьемонтцев. О, как он шагает! Лишь только вступил он на путь военачальника, как разрубил гордиев узел тактики. Не заботясь о численности, он везде нападает на неприятеля и разбивает его по частям. Он знает, что такое неодолимая сила натиска, и в этом все. Его противники будут упорствовать в своей вялой тактике, подчиненной кабинетным перьям, а у него военный совет в голове. В действиях свободен он как воздух, которым дышит. Он ведет полки, бьется и побеждает по воле своей!»1
Предсказание Екатерины Великой сбылось. Этот «недюжинный, храбрый, опередивший свой век человек» пришел. И по иронии судьбы, ровно в день и час, когда его слава засияла в Италии, в Петербурге скончалась императрица. Она умерла 17 ноября 1796 г. в тот момент, когда за тысячи километров от Петербурга молодого генерала восторженно приветствовала после победы его молодая, энергичная, готовая на любые подвиги армия.
В Европе начиналась эпоха Наполеоновская, в России — эпоха Павла.
Императору Павлу I судьбой выпало осуществить несколько крутых поворотов во внешней политике России, и прежде всего в отношении Франции, сначала Директории, затем Франции эпохи консульства Наполеона Бонапарта. Поэтому вполне уместно будет сказать несколько слов об этом человеке.
Едва только императрица испустила дух, как ее преемник подчеркнуто продемонстрировал всем, что начались иные времена. Знаменитый поэт Державин так позже опишет начало павловских времен: «Тотчас все приняло иной вид, зашумели шарфы, ботфорты, тесаки и, будто по завоеванию города, ворвались в покои везде военные люди с великим шумом».
Это вполне понятно. В течение долгих лет уже более чем зрелый человек Великий князь Павел Петрович был фактически отстранен от власти и даже просто от участия в управлении государством своей царственной матерью. До 42 лет Павел находился под ее неусыпной опекой, постоянно в страхе не только за свое положение, но и просто за свою жизнь, беспрестанно унижаемый фаворитами императрицы. Конечно, подобное положение не могло не сказываться на характере нового царя, на его желании как можно быстрее поменять все, что осталось от Екатерины.
Тем не менее любой серьезный современный историк навряд ли охарактеризует императора Павла I как ненормального безумца, единственным увлечением которого было гонять солдат по плацу, заставляя всех носить букли и ломать наследие предыдущего царствования. Монография Н.Я. Эйдельмана «Грань веков» впервые на основе большого фактического материала нанесла сокрушительный удар по мифу о сумасшествии Павла. За Эйдельманом последовали и другие историки.
Теперь не вызывает сомнения тот факт, что «безумие» Павла не более чем легенда, созданная теми, кто убил императора, для оправдания их гнусного злодеяния. Легенда, которую с удовольствием подхватили либеральные историки, а особенно советская пропаганда, стремящаяся в самом невыгодном свете выставить все русское самодержавие.
Сейчас с уверенностью можно сказать, что трагически погибший император хотя был человеком импульсивным, вспыльчивым, но обладал массой достоинств. Он получил прекрасное образование, в совершенстве знал иностранные языки, но прежде всего обладал высокими душевными качествами — честностью, прямотой, желанием править, исходя не только из макиавеллистской государственной необходимости, но руководствуясь принципами справедливости и благородства. Даже во внешней политике он стремился действовать «чистосердечно, открыто, презирая обычные дипломатические ухищрения. «Правдивость, бескорыстие и сила могут говорить громко и без изворотов» — так выразился сам император в инструкции одному из своих послов»2.
Предыдущее царствование к тому же, несмотря на блистательную внешнюю сторону, имело и слишком неприглядную изнанку, хорошо знакомую новому императору. Без сомнения, самой темной, самой ущербной стороной России того времени являлась крепостническая система, где миллионы людей были не просто зависимым крестьянством, как это наблюдалось в странах Западной Европы, а фактически были низведены до уровня рабов или, скорее, рабочего скота. С этой стороной российской действительности сложно было что-либо поделать, оставаясь в рамках существующей системы. Павел издал лишь указ от 16 февраля 1797 г., запрещающий продажу с торгов дворовых и безземельных крестьян, отменил запрещение жаловаться на помещиков, указом от 18 декабря 1797 г. повелел списать все недоимки с крестьян и мещан, запретил (указом от 16 октября 1798 г.) продажу дворовых людей и крестьян без земли, наконец, издал знаменитый закон о трехдневной барщине (5 апреля 1797 г.), ограничивавший повинности крестьян тремя днями в неделю. Впрочем, и здесь не стоит недооценивать совершенное Павлом. Н. Эйдельман справедливо отмечал: «Современные исследователи порою только излагают поздний, более объективный взгляд на прошлое. Однако важным элементом идеологии прошлого является и его собственный взгляд на свои дела. Если же подойти с этой меркой, то заметим, что Павловские законы, особенно от 5 апреля 1797 г., были первыми за много десятилетий официальными документами, по крайней мере, провозглашавшими некоторые послабления крестьянству»3.
Тем не менее куда более значимой была деятельность Павла I в отношении наведения порядка в государственном аппарате, в армии и на флоте. Поскольку императрица Екатерина в свои преклонные годы совершенно предоставила все детали исполнения на волю правящей элиты, чудовищные злоупотребления творились во всех государственных учреждениях. Воровство в армии было такое, что «многие рекруты гибли от голода по дороге к месту службы или попадали работниками в имение командира». По словам канцлера Безбородко, таких «растасканных» разными способами солдат было в 1795 г. до 50 тыс., т.е. 1/10 армии».