Масако ждала Дзюмондзи, а его все не было, хотя часы показывали начало восьмого и ресторан постепенно заполнялся теми, кто спешил позавтракать по дороге на работу. В зале плавал запах яичницы и оладий, за столиками негромко переговаривались, звенела посуда. Дзюмондзи опаздывал почти на час, но как только Масако начала подумывать, что он уже не придет, что его, возможно, уже нет в городе, как кто-то сел на соседний стул.
— Извините за опоздание.
На Дзюмондзи была потертая замшевая куртка, надетая поверх черного свитера. Масако впервые видела его таким: уставшим, потрепанным, встревоженным, но в данный момент внешний вид, похоже, соответствовал психическому состоянию.
— Я уж думала, вы не придете.
— Сначала долго не мог уснуть, а потом даже не услышал будильник.
Она кивнула.
— Так вы не проверили стоянку у фабрики?
— Нет, извините. Просто не смог.
Принеся извинение, Дзюмондзи выудил из пачки сигарету и нервно закурил. Пальцы у него дрожали. Он явно был испуган.
— Мне тоже страшно, — прошептала Масако, но Дзюмондзи, похоже, не услышал.
Некоторое время оба молчали, глядя в окно, за которым начиналось обычное рабочее утро. Солнце уже поднялось, и его лучи коснулись вытянувшихся за дорогой тонких белых березок.
— Боюсь, от меня мало пользы, — как будто снова извиняясь, пробормотал Дзюмондзи.
Его симпатичное моложавое лицо, за одну ночь осунувшееся и посеревшее, несло отпечаток нервного напряжения.
— Не важно. Что будет, то будет.
— Пусть так, но это вовсе не значит, что я буду сидеть и послушно ждать, пока кто-то придет меня убивать. — Он вынул из кармана сотовый телефон и положил его на стол с таким видом, как будто предпочел бы разбить проклятый аппарат об пол. — Знаете, никак не могу привыкнуть — стоит этой штуковине зазвонить, как у меня мурашки бегут по спине. Может быть, я бы и не боялся так, если бы не видел его там, в парке.
— Потому он и звонит. Хочет, чтобы мы паниковали.
— Наверное, вы правы.
— Жаль, я не знаю, как он выглядит, — негромко, словно ни к кому не обращаясь, пробормотала Масако.
Если бы существовал какой-нибудь способ снять зрительный образ с сетчатки глаза Дзюмондзи или Кунико…
— Его трудно описать, — сказал Дзюмондзи, оглядываясь по сторонам, словно боясь, что Сатакэ может оказаться за соседним столиком.
В ресторане уже было полным-полно бизнесменов, читающих утренние газеты. Масако хотела попросить его прийти на фабрику, чтобы посмотреть, нет ли их врага среди рабочих, но она знала, что он никогда не согласится.
— Ладно, по крайней мере, о Кунико можно не беспокоиться. — Подошедшая официантка положила на стол меню, но Дзюмондзи даже не стал его открывать. — Должен признаться, повозиться пришлось. — Он покачал головой. — Она весила, наверное, вдвое больше, чем тот старик.
Чтобы упаковать Кунико, им понадобилось тринадцать ящиков, которые ему нужно было отправить, встретить и отвезти на мусоросжигательный завод. Вместо ответа Масако снова выглянула в окно и прошлась взглядом по стоянке у ресторана, поймав себя на том, что ищет зеленый «гольф». Похоже, у нее появилась новая привычка.
— Какие у вас планы? Собираетесь уехать или останетесь работать на фабрике?
— Бежать я еще не готова.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Подумайте как следует. Лучше сделать это сейчас, пока еще не поздно. Деньги у вас есть, миллионов семь-восемь. Разве этого недостаточно? — Масако выпила воды, однако ничего не сказала. Она знала, что куда бы ни убежала, Сатакэ последует за ней. — Я исчезаю завтра, — добавил Дзюмондзи.
К столу снова подошла официантка, и он заказал гамбургер.
— Куда поедете? — спросила Масако.
— Пока не знаю. Надеюсь, Cora-сан поможет отыскать надежное местечко. Он и сам изрядно напуган. — Масако подумала, что слышит это имя в первый раз. — Хотелось бы остаться где-нибудь поблизости, например в Сибуя. В любом случае, думаю, через год все стихнет. В конце концов, я не имею никакого отношения к тому парню, Ямамото.
Так вот на что он надеется, подумала Масако. Его вера в то, что жизнь вернется в привычное русло, поразила ее своей наивностью. Что касается самой Масако, то она сожгла за собой слишком много мостов, чтобы рассчитывать на возвращение к какой-либо «нормальности».
— Я, пожалуй, пойду. Кстати, что вы собираетесь делать с этим?