Теперь Масако знала: его переполняла ненависть, и эта ненависть могла прорваться в любой момент. Знала она и то, что ему нравится опасность, нравится риск, нравится играть с ней в кошки-мышки. Но увидела Масако и другое: в нем что-то расстроилось, сломалось, и это «что-то» подгоняет его, увлекает к краю, к обрыву. Впрочем, иногда она и сама ловила себя на том, что, пожалуй, с готовностью приняла бы смерть, если бы ее принес Сатакэ.
Из темноты выступило здание заброшенной фабрики. Пустота внутри старого корпуса была под стать пустоте в ней самой. Может быть, это символ ее собственной, потерявшей смысл жизни? Неужели для того, чтобы сделать это открытие, нужно было прожить сорок три года? Масако смотрела на черное пятно и не могла отвести от него глаз.
— Кто это был? — спросила Йоси, беспокойно оглядываясь в сторону стоянки.
Она шла пешком, катя велосипед рядом с собой.
— Охранник.
Оставшаяся за спиной будка казалась маяком во мраке, и Сатакэ стоял рядом с ней, глядя им вслед. Масако знала, что он будет поджидать ее на обратном пути.
— У меня от него мурашки по коже, — пожаловалась Йоси.
— Почему?
— Не знаю.
Она не стала вдаваться в объяснения и замолчала.
— Чем занималась? — спросила Масако. Они не виделись больше недели после того, как разделали Кунико.
Йоси устало вздохнула.
— Извини, столько всего навалилось.
На ней была знакомая старая штормовка с прохудившейся, как помнила Масако, белой фланелевой подкладкой. Казалось, и сама Йоси вот-вот не выдержит и просто надорвется.
— Чего всего?
Масако уже решила, что Йоси ничего не угрожает — похоже, Сатакэ интересовала только она одна.
— Мики убежала из дому. Прошла уже неделя, а я так и не знаю, где она. Конечно, старшая сестра подавала ей не самый хороший пример, но у меня и в мыслях не было, что способна на такое. Если бы ты знала, как мне сейчас одиноко. У меня просто нет сил. — Слушая подругу, Масако думала о том, что Йоси, похоже, действительно дошла до предела. Но есть ли у нее какой-то выход? — Все так глупо получилось. Мики ушла еще до того, как я успела сказать, что у нас есть немного денег. Наверное, решила, что в колледж дорога закрыта и… сорвалась. Все не так.
— Уверена, она еще вернется.
— Нет, не вернется. Мики такая же, как и ее сестра. Все закончится тем, что она свяжется с каким-нибудь проходимцем, а я уже ничего не смогу сделать. Мои дети — одно сплошное разочарование, и это уже не поправишь.
Йоси говорила и говорила, повторяя одно и то же, жалуясь на судьбу, на детей, на все на свете, оправдываясь, как будто сама чувствовала себя в чем-то виноватой. Но в чем, Масако так и не поняла. Они уже миновали старую фабрику, здание, где помещался когда-то кегельбан, шеренгу недавно выстроенных домов и вышли на улицу, одну сторону которой закрывала высокая бетонная стена автомобильного завода. Поворот налево — и фабрика.
— Так что с меня хватит, — сказала Йоси, расправляя плечи.
— Ты что же, уходишь?
— Не могу здесь больше работать.
Масако не стала говорить, что и сама пришла на фабрику в последний раз. Нужно было поставить в известность начальство, получить расчет и забрать у Кадзуо деньги и паспорт. Если только пережить эту ночь, то, может быть, удастся ускользнуть от Сатакэ вообще.
— Хотела поговорить с тобой, вот и пришла, — объяснила Йоси. — Другой причины нет.
Но ведь поговорить можно было бы и после работы? Похоже, Йоси хотела сказать что-то еще, только никак не могла решиться. Ожидая подругу, которая покатила велосипед на стоянку, Масако смотрела на небо. Звезд не было, как не было видно и закрывших их облаков, но почему-то казалось, что они висят совсем низко, чуть ли не над головой, плотные, тяжелые. Словно чувствуя их гнетущее давление, она вздохнула и повернулась к фабрике. В этот же момент дверь наверху открылась.
— Катори-сан, — позвал ее голос.
Это была Комада.
— Да?
— Вы не знаете, Йоси Адзума сегодня здесь?
— Она пошла ставить велосипед.
Комада сбежала по ступенькам, держа в руке валик с клейкой пленкой, и едва не столкнулась с вышедшей из-за угла Йоси.
— Адзума-сан! — воскликнула инспектор. — Немедленно отправляйтесь домой.