– А эту куда?
– Куда хочешь. Ступай. Принеси мне мятного чаю.
Припадок, случившийся с женщиной, похоже, окончательно затуманил ее разум. Она сидела голая на кровати и напевно бормотала непонятные слова.
«Свихнулась, – безучастно констатировал толстяк, стоя над ней. – Но не пропадать же попусту такой славной заднице».
Он расстегнул штаны и, повалив женщину, развернул ее задом к себе. Ему хватило минуты. Застегнувшись, он сказал:
– Вставай. Нам нужно идти.
Она не шелохнулась. Толстяк схватил ее и сдернул с постели. Потом собрал в охапку ее валявшуюся на полу одежду и сунул ей в руки.
– Пошли. Некогда. В машине оденешься. – Он потащил ее за собой. – Ну же, дорогуша, топай, ножками топай.
Перед домом все еще стояла «тарелка». Толстяк не любил лишний раз загонять машину в ангар, предпочитал открытую парковку. Он открыл дверцу и толкнул женщину на сиденье.
– Хорошо села? Знаю, знаю, ты не ответишь. Что ж поделаешь…
Он завел руку за спину и вытащил из-под пояса свою любимую игрушку, которой давно уже не пользовался. Направил ствол на женщину и выстрелил в голову.
– Что ж поделаешь, – повторил он, садясь за управление. – Хозяину ты не нужна. Мне тоже.
Он поднял машину в воздух и направил на север, туда, где землю укрывали густые леса. Начинало темнеть.
Мертвое тело бывшей супруги Божества, сброшенное с высоты, надежно укрылось под пологом елей и сосен.
Эта работа нравилась толстяку. За сегодняшний день он дважды, и впервые за двадцать лет, чувствовал возвращение родной стихии, той самой, полузабытой, о которой вспоминалось как о земле обетованной.
По первой профессии Камил был наемным убийцей.
Глава 4
Этой ночью Стаффи спалось плохо. Очень плохо. Снились кошмары, тело занемело, налилось тяжестью, и в груди образовалось стеснение, словно там внутри вырос еще один ряд ребер и давил на сердце. Снился огонь. Пожары. Много пожаров. Обгоревшие руины, черные, обугленные деревья, мертвый город. И мертвые люди в городе. Они не знают, что они мертвые. Ходят, разговаривают, едят. Смотрят на языки пламени, лижущие воздух, потому что больше им уже нечего лизать – огонь все пожрал.
Несколько раз Стаффи пытался проснуться, но не получалось. Сон, будто плотный мешок, надетый на голову, душил его и тянул в пропасть небытия.
С первым солнечным лучом Стаффи мучительно закричал и, лягнув ногами, проснулся. Голова упиралась во что-то жесткое, и внизу, под ним, была не постель, а тоже – твердое, неудобное, причинявшее телу страдания. Он потянул носом. Пахло гарью, большим пожаром. Значит, сон был правдив. Значит, – Стаффи похолодел – и мертвецы будут в мертвом городе?
Извиваясь, он выполз ногами вперед из непонятной берлоги, в которой спал. Оглянулся. Испугался. Встал. Снова оглянулся. И почувствовал, как сознание покидает его.
Очнулся от острой боли. Пошарил рукой и вытащил железку, впившуюся в бок. Швырнул ее прочь и горько заплакал.
Вокруг было море разнообразных железок, строительного мусора, бытового мусора, дряхлых остовов, бывших некогда мебелью и техникой, тряпья, драной обуви, бутылок, игрушек и тому подобных вещей, отвергнутых цивилизованной жизнью, но вполне пригодных для жизни бездомной. Иначе говоря, Стаффи провел эту ночь на свалке.
Ему выпало жить на помойке. Так распорядился начавшийся сегодня реал. Стаффи плакал, поскуливая и трясясь от нервного озноба. Неужели он это заслужил? Неужели это справедливо?
Он размазал последние слезы по лицу и принялся размышлять. То, что ему так больно и неуютно сейчас, доказывает, что его организм не привык к подобным условиям. Значит, раньше он жил в других условиях. Намного более приятных и цивилизованных. Конечно, узнать, в каких именно, невозможно. Уходящий реал забирает с собой память о себе. Но память тела не обманешь. Стаффи догадывался, что еще вчера он был образованным, тонко чувствующим, ценящим наслаждение человеком. Сегодня… он стал помойным псом. Ужасная участь.
Стаффи поднялся на ноги и осмотрел себя. Одежда – рваные обноски. Башмаки – один коричневый, другой синий с черным. Карманы. Стаффи внимательно обшарил их и обнаружил лишь карточку бездомного. По ней, это было ему известно, он может получать трехразовое питание в специальных столовых для нищих.
Затем он изучил свое недвижимое имущество. Ночлежка не вызывала ни малейших симпатий. С одной стороны бок какой-то допотопной мебели, с другой – кусок бетонной плиты. Крыша – лист ржавого железа. В изголовье – нечто, потерявшее самоидентификацию.
Неспроста ему снились кошмары. Стаффи замер, пораженный светлой мыслью. Быть может… ведь может?… его участь по сравнению с участью других – настоящее везенье? Город-то – мертвый. И мертвецы. Сон мог быть вещим.
Нужно идти. Удостовериться. И найти еду.
Стаффи почувствовал голод. Наугад выбрал направление – со всех сторон простирались немеряные пространства помойки – и, запоминая ориентиры, тронулся в путь.
Дорога была нелегкой. Идти по прямой оказалось невозможно. Нужно было огибать высокие барханы из лома, обходить далеко стороной островки воняющей тухлятины, прокладывать путь мимо мусорных топей, где наверняка можно провалиться по шею, а то и глубже.
Несколько раз он падал, извозил свою рванину в какой-то жиже, пока, барахтаясь, пытался подняться. Город вставал на горизонте в полный рост, но очертания его были смазаны утренней дымкой. В очередной раз грянувшись оземь, Стаффи услышал смех. Поднялся, утерся и увидел впереди двоих детей. Один показывал на него пальцем и тонко заливался. Осрамившийся Стаффи примирительно, почти заискивающе спросил у них:
– Мальчики, вы местные?
– Мы-то местные, – ответил ему из-за спины хрипловатый подростковый голос. – А вот ты, дядя, без визы шаришь по нашему тычку.
Стаффи обернулся, ощутив внезапный страх. Сзади стояли еще четверо. Стаффи был наслышан о детских бандах, шайках, группировках, обитающих и промышляющих в Городе и вблизи Города. Во рту у него моментально образовалась такая же помойка, что и вокруг. Ноги ослабели и едва держали его. Он попытался миролюбиво улыбнуться.
– Ну что вы… Как же так… Мальчики… Не нужно так…
Шестеро подростков, от десяти до четырнадцати лет, окружили его с явно недобрыми намерениями. Одеты они были ненамного лучше Стаффи. Такие же помойные создания. Худые и грязные. Отчаянные. Отпетые.
– Штраф, дядя.
– А? – непонимающе откликнулся Стаффи.
– Бабло давай сюда, – пояснил самый старший, наверное, главарь.
– Но… у… меня… нет, – проблеял Стаффи.
Мальчишка, обильно сплюнув, предъявил ему автоматический ножик. И еще один последовал примеру главаря. Стаффи затрясся.
– Гнобель, Рекс, обстучите его, – велел старший. – Если рыпнется, жало под ребро.
Двое мелких, ухмыляясь, стали выворачивать его карманы и ощупывать одежду.
– Вот, Сыр. – Один из них протянул старшему карточку Стаффи. – Больше ничего.
Сыр посмотрел на карточку и бросил ее на землю.
– У самих такие есть, – зло сказал он.
– Сыр, а как же он тогда заплатит нам штраф? – спросил главаря самый маленький из банды, тот, что смеялся, когда Стаффи упал.
– Заплатит, – процедил Сыр, сощурившись. – Эй ты. Сейчас будем из тебя девочку делать. Спускай штаны.
Стаффи тяжело сглотнул. Нет, они не могут так поступить с ним. Они же дети. Мерзкие, отвратительные, злобные дети.
– Ну! – Сыр махнул ножиком перед носом у Стаффи.
Руки не слушались, когда он начал торопливо расстегивать брюки. Мальчишки гадко хихикали.
Штаны сползли вниз.
– Вставай на четвереньки.
Стаффи подчинился. Нежный утренний ветерок холодил его голый зад. На голову ему напялили вонючий мешок и завязали на шее. Глотая слезы и задыхаясь, Стаффи ждал.
Надругательство затягивалось, не начавшись. Сквозь плотную ткань Стаффи слышал, как малолетние бандиты спорили о том, кому из них «вставлять». Никому не хотелось. Скорее всего, никто из них еще не умел делать это.