Кварк хмыкнул, презрительно скосив глаза на сторону, и отключил информ-сервис.
Ублюдка им не найти. Никогда. Потому что он все равно сдохнет. Здесь, в лесу. Его сожрут волки. Или хорьки. Или муравьи-хищники.
Так сказал Кварку внутренний голос. Поганый внутренний голос велел ему тащить младенца в глушь, в дремучие леса, вместо того чтобы прикончить сразу, на месте. Кварк не стал входить в мотивы внутреннего голоса и не раздумывая погнал Самсона на север.
Вот, приехали. Что теперь? Теперь нужно уйти подальше от поляны и бросить там ублюдка. Чтобы ни одна паскуда…
Кварк перегнулся через спинку переднего сиденья и сгреб младенца вместе с его оберткой.
– Включи свет по периметру, – мрачно бросил он Самсону, выбираясь наружу, под дождь. Не хватало еще заблудиться в этой глухомани.
Ублюдка он держал под мышкой головой вперед и шел, оскальзываясь на неровной земле. Чертов младенец продолжал молчать как проклятый.
Через каждые два десятка метров Кварк оглядывался на светящуюся полосу в боку «тарелки». Этот маяк придавал ему уверенности. Чем дальше он уходил, чем тоньше, прерывистее становилась белая линия, тем веселее было идти – от мысли, что наконец-то он сейчас избавится от ублюдка и забудет о нем навсегда.
Он насквозь промок и упрямо взбирался по пологому подъему, ощупью цепляясь свободной рукой за корни деревьев, выпяченные из земли, и низкие высохшие ветки. В последний раз оглянувшись назад, на «тарелку», он не увидел ничего, кроме темноты, и решил, что дальше не ступит ни шагу. Слишком много предосторожностей ради несчастного ублюдка.
И тут же, развернувшись снова по направлению пути, уперся лбом в стену.
Она встала перед ним невидимо, укутанная в плащ непроглядной темноты, но вполне осязаемая. Кварк отскочил, как ужаленный лазерной иглой, и вытянул вперед руку. Стена была теплой и шершавой – термобетон. Кварк выругался вполголоса, несколько секунд раздумывал, затем двинулся вдоль стены.
Через несколько метров она завернула под прямым углом и Кварк вместе с ней. И здесь его атаковали. Сначала раздался угрожающий рык, почти сразу перешедший в мощное предупредительное гавканье, а затем под ноги Кварку кинулась огромная псиная туша. И сразу же лай сменился жалким скулежом.
Кварк, едва удержав равновесие, шатнулся назад, но тут же понял по металлическому звону, что псина на цепи и достать его не может. Однако приятного все же мало. Он догадался, что причиной собачьего скулежа была вовсе не недоступность внезапного врага, пришедшего из тьмы. Псина теперь жалась невидной тенью к стене и негромко, утробно выла. Чуяла проклятого младенца.
Кварк уже понял, что место обитаемо, а искать другое он не собирался. Ублюдок успел осточертеть ему.
Невдалеке на высоком столбе тускло горел фонарь. Свет его был синим и почти не разгонял темноту вокруг. Кварк лишь различил темные очертания строений позади фонаря. И то, рядом с которым он находился, и те, напротив, были похожи на бараки лесодобытчиков.
Скрипнула открывшаяся дверь, и Кварк увидел высветлившийся на земле прямоугольник, перечеркнутый бесформенной тенью. Потом тень слилась с темнотой, и из-за угла вынырнул яркий луч фонаря.
– Чтоб тебя, окаянная животина, – раздался голос, хриплый, но явственно женский. – А ну заткнись, глоткодер, не то… Э, это еще кто тут?
Луч фонаря прошелся по Кварку и ослепил его, остановившись на лице. Тот поднял руку, закрываясь.
– Ты кто такой? Чего тут шляешься? – грубо спросили его.
– По делу, – угрюмо ответил Кварк. – Убери фонарь, женщина.
– Какому еще делу? Здесь частная территория. – Луч света скользнул вниз. – Э, а это у тебя что там? Кукла?
Кварк видел лишь силуэт женщины, но было ясно, что она не старая, в одной только рубашке и накидке на плечах и, кажется, чуть-чуть на «стимуле». Это значило, что ему нечего опасаться. Нужно только взять инициативу в свои руки. «Стимульные», несмотря на внешнюю враждебность, доверчивы как котята.
– Это… ребенок, – сказал Кварк и шагнул к женщине. – Маленький, беззащитный ребенок. Я должен оставить его здесь, понимаешь? Я не могу держать его у себя.
– Ну… – неуверенно проговорила женщина и тут же, замахнувшись фонарем, прикрикнула на тихо подвывающую псину: – Заткнись, сказала. Развылся тут, дармоед… Пошли в дом, – кивнула она Кварку.
«Дом» оказался небольшой конурой разделенной пополам тонкой стенкой. Перед тем как войти, Кварк разглядел еще несколько дверей по фасаду здания, ведущих, очевидно, в такие же убогие норы.
Внутри жилища стоял густой смрад от лежалого нестиранного тряпья, женской нечистоты и развешанных всюду травяных пучков. Единственное окно было глухо запечатано. Кварк, морщась от вони, сложил младенца на невысокой тумбе у входа и сел на табуретку, оглядываясь.
– Чего, не нравится? – Женщина скривила в усмешке лицо и сложила руки на груди.
Теперь Кварк видел, что она совсем не уродина, как решил вначале, и несмотря на нечистоплотность, наверняка может возбуждать.
– Кто тут живет? – спросил он, не ответив на ее глупый вопрос.
– Мы тут живем. Община.
– Кого община?
– Камнепоклонников. – Женщина снова коряво усмехнулась и скосила глаза на кончик носа, став похожей на ведьму.
– Угу, – ответил Кварк и задумался. Потом спросил: – Жрать у тебя есть?
Женщина пожевала губами и дернула плечами. Затем пошла во внутреннюю комнатенку, поискала там и вынесла обломанную с краю большую булку и холодный, засохший кусок мяса, облепленный хлебными крошками. Кварк молча и долго жевал языческое угощение, думая о том, едят ли камнепоклонники камни и если едят, то хорошо, что он не обязан уважать их обычаи.
– Тебя как звать? – спросил он наконец, вытерев губы ладонью.
– Квеста.
– Ну вот что, Квеста, – сказал Кварк, замолчал и, открыв рот, ковырнул пальцем в зубах. – Воды дай. Если другого нет.
Квеста снова нырнула вглубь жилища и вышла, протягивая бутылку с темной жидкостью. Кварк осторожно хлебнул из горла. Оказалось – какой-то ягодный настой. Он отпил половину и отставил бутылку.
– Ну вот что, женщина, – повторил он. – Младенца тебе оставляю. Делай что хочешь с ним. Хочешь – камню вашему скорми. Хочешь – псине своей отдай.
– Сам бы и скормил, – огрызнулась внезапно Квеста и ушла за стенку, облив Кварка чем-то темным, скользнувшим из глаз ее.
Кварк вдруг тоже разозлился невесть на что, метнулся за ней и, налетев сзади, повалил на пол. Квеста не сопротивлялась, видно, была привычна к такому обращению. Он перевернул ее, задрал высоко подол рубашки, обнажив полные груди и закрыв ей голову.
Быстро сделав свое нехитрое дело, он отвалился от нее, как насосавшаяся крови пиявка, и затих на полу. Испытанное короткое удовольствие мешалось с отвращением к немытому, кисло пахнущему телу женщины.
Квеста, полежав немного без движения, стянула подол рубахи с лица и кое-как прикрылась. Чуть погодя медленно села, протянула руку и пошарила на столе, накрытом старой облезлой клеенкой. Кварк наблюдал за ней и увидел, как она бросила в рот несколько желтых крупинок. «Стимул», простенький галлюциноген, дающий иллюзию чистоты, легкости, ясности. Ему она не предложила, да он бы и не взял. Не любил. Его стимулы были посильнее. Кварк мысленно выругался. Если б не эти его стимулы, не валялся бы он сейчас в этом дерьмовнике, не шатался бы по лесам со слепым ублюдком под мышкой. Но это такое дело. Однажды вляпавшись, уже не выплывешь.
Внезапно он осознал, что уже несколько минут слышит какой-то гадкий заунывный звук. Сначала подумал, что это скулящая псина на улице взяла на октаву выше. Но когда Квеста тяжело, будто со штангой на плечах, поднялась с пола, скрылась за перегородкой и принялась там фальшиво агукать, он с удивлением сообразил, что это подал наконец голос младенец.