— Малыш в курсе?
— Забудь его! Мы здесь для того, чтобы обеспечить ему покой, а не расстраивать.
— Ты чокнулся! За кого он меня снова примет?
— Оставь его в покое! Мы достаточно взрослые, чтобы самим решать такие проблемы. Я знаю, как одного из них можно убрать прямо сейчас.
— Он в отеле? — спросил Беллинцона, и его взгляд стал жестким и заинтересованным.
— Да. Второй — тоже здесь.
— Швейцарец?
— Такой же швейцарец, как ты ариец! Они прилетели из Нью-Йорка тем же рейсом… вместе с нами.
Пьетро жадно провел языком по верхней губе, напрочь забыв о своем унижении.
— Полицейские?
— Не знаю. Мне кажется, что они не из одной команды, но это только личное впечатление.
— Что ты собираешься сделать?
— Заняться первым. Он живет на нашем этаже, в 647-м.
— У тебя есть идея?
— Да. Забавная… А теперь слушай, что надо делать.
Когда Итало вошел в номер, его ярость была такой, что он не в силах был сдержать ее напор, поэтому он занялся тем, что Дженцо назвал бы «мальчишеством». Не смея стрелять по предметам обстановки номера, он прошел в ванную и взял опасную бритву, которой брился каждое утро. Он сам затачивал лезвие, доводя его до состояния, когда оно могло разрезать волос на лету. Итало встал напротив кровати, ожидая, когда волна ненависти достигнет своего апогея. Он начал шептать ругательства на сицилийском диалекте, среди которых часто произносилось слово «Клоппе». Очень скоро эта фамилия вытеснила все другие слова. В уголках рта появились пузырьки пены, рука, сжимавшая бритву, напряглась, побелели костяшки пальцев…
Вдруг, издав нечеловеческий крик, он бросился к кровати и начал резать одеяло налево и направо, широко взмахивая бритвой и представляя себе, что перед ним находится тело Клоппе.
— Тварь!.. Такую твою мать! Грязная свинья!
Итало катался по постели, прижав к себе подушку, и резал ее до тех пор, пока в руках не остались лохмотья наволочки. Только тогда он замер. Тяжело дыша, хватая воздух широко открытым ртом, он невидящими глазами смотрел в потолок, обливаясь потом. Постепенно его дыхание успокоилось, бритва выскользнула из расслабленных пальцев. Он с трудом встал. Ему казалось, что его тело весит десять тонн. Он прошел в ванную, открыл кран с холодной водой и три минуты охлаждал горевшее лицо.
Насухо вытерев лицо полотенцем, он окончательно пришел в себя; хотел позвонить Юдельману, но его палец жил собственной жизнью, набирая свой домашний номер телефона.
После шестого сигнала трубку сняла жена.
— Анджела…
Голос Анджелы звучал так чисто и близко, что ему показалось, будто она где-то рядом, в комнате.
— Итало…
— Чем занимаешься?
— Я спала. — В Америке было шесть часов утра. — Итало? — голосом, в котором чувствовались тревога и нетерпение, вопросительно сказала она.
— Да…
— Дженцо?!
Вольпоне проглотил застрявший в горле комок.
— Да…
— Итало… Ты уверен…
— Да. Я видел.
Он знал, что сейчас она едва сдерживает себя, чтобы не разрыдаться. Возможно, не столько из-за смерти Дженцо, которого она знала всего лишь шесть месяцев, сколько из-за жалости к нему.
— Трудно в это поверить, — сказала она после долгого молчания. — Это ужасно!
— Сообщи Франческе.
— Да.
— Скажи ей, что я обо всем позабочусь.
— Да.
Теперь он отчетливо слышал, что она плачет. Он почувствовал, как у него самого защипало глаза от слез.
— Я еще позвоню тебе днем.
— Итало?
— Слушаю.
— Нет, ничего…
Итало бережно положил трубку на рычаг, провел тыльной стороной ладони по глазам и набрал второй номер.
Когда в трубке послышался заспанный голос Юдельмана, он сказал:
— Это я…
Даже если бы он позвонил президенту Соединенных Штатов, он не представился бы иначе. Кем бы ни был его собеседник, по телефону он всегда говорил одинаково: «Это я!»
— Дженцо?.. — сразу же спросил Юдельман, и Вольпоне был ему за это благодарен. — Дженцо? — повторил Юдельман.
— Да, — обронил Итало.
— Господи, Господи!.. — закричал Юдельман. — А тело?
— Пока нет.
— Господи!.. Это катастрофа.
— Да.
— А может, есть шанс, что…
— Никакого! И не спрашивай почему… Я чувствую это… Я знаю… Все!
— Что ты решил?
— Я заступаю на его место.
Наступившая в трубке тишина обеспокоила Итало. Ему показалось, что нарушилась связь.
— Моше, ты слышишь меня?
— Да… да…
— Я сказал тебе, что заступаю на место Дженцо.
— Я слышал.
Голос Юдельмана показался ему странным, не его голосом.
— Ты против?
— Нет, нет!
— Чем ты тогда недоволен?
— Нет, нет… Все так неожиданно…
— Я только что приехал из банка.
— Что-о-о?
— Говорю тебе, что только что приехал из банка! Ты глухой? У нас неприятность!
— Итало! Какая неприятность? — трагическим голосом спросил Моше.
— Этот прохвост банкир прикинулся, что ничего не знает. Несмотря на страх, который ему внушали необузданные поступки Итало Вольпоне, Юдельман запротестовал:
— Зачем ты это сделал? Если Габелотти узнает о твоем демарше, он может подумать… он может подумать…
— Что он может подумать?
— Я не знаю… Ты торопишь события… Действуя таким образом, можно лишиться всего!
— Моше!
— Да?
— Ты со мной или против меня?
— Пойми же, Итало! Попытайся понять!
— Со мной или против? — грубо оборвал его Вольпоне.
— Если бы я был против, я не мешал бы тебе делать глупости! — обиженным тоном произнес Юдельман. — Неужели ты мог подумать, что швейцарский банкир «рассыплется» перед тобой бисером, если ты не знаешь номер счета?
— Плевал я на номер, — буркнул Итало. — Я дал ему время до завтрашнего полудня.
— Господи! — застонал Моше.
— Это наши деньги, нет? Из-за них умер мой брат! Ты хочешь, чтобы я отступил?
— Но у тебя ничего не получится…
— Я не собираюсь с ним церемониться!
— Итало! Послушай меня! Умоляю, выслушай! Это очень серьезно… Сиди на месте и жди, я вылетаю. Я сейчас же найму самолет и вылетаю!
— Ты держишь меня за мальчишку? — рассвирепел Вольпоне.
— Итало! У меня есть опыт в подобного рода делах. Я знаю, как надо себя вести в таких ситуациях…
— Я тоже.
— Итало, разреши мне приехать!
— Если в этом будет необходимость, я тебе позвоню.
— И все-таки я вылетаю!
— Попробуй только появиться в Цюрихе без моего согласия! Даю слово, я убью тебя!
— Итало, мы идем к катастрофе…
— Ладно, не лезь в это дело!
— Позволь мне предупредить Габелотти. Иначе он подумает, что мы затеяли за его спиной что-то скверное…
— Забудь эту бочку с прогорклым жиром! Когда я закончу с банкиром, займусь им. Я не такой терпеливый, как Дженцо!
— Итало! В последний раз…
— Закрой пасть!
— Не клади трубку, Итало! Я делаю тебе последнее предложение… Ты доверяешь мне? У меня в Цюрихе есть друг, очень хороший друг… Он уже оказывал Дженцо солидные услуги. Его зовут Карл Дойтш… Он часто работает на нас. Из уважения к памяти твоего брата позволь мне предупредить его… Он очень хорошо знает банкира. Доверься ему. Я сейчас же его попрошу, чтобы он связался с ним…
— Можешь посылать к нему хоть папу римского, мне наплевать! Но если завтра в полдень у меня не будет того, что нужно, я все решу по-своему.
— Плохо!.. Плохо! Силой ты ничего не добьешься!
— Это все, что ты хотел мне сказать? — угрожающе произнес Вольпоне.
— Нет!.. О’Бройн?
— Глухо!
— Он единственный, кто мог… Итало!.. Швейцарцы очень упрямы!.. Ты проиграешь…
— Моше…
— Действовать надо осмотрительно.
— Моше!
— Да?
— Ты мне осточертел!
Итало резко бросил трубку, охваченный новым приступом ярости. Он обвел глазами комнату, выбирая, что можно было бы еще разнести вдребезги.
И в этот момент раздался телефонный звонок.