Он смял пеньюар в ком и вытер лицо неподвижно стоявшему ошарашенному О’Бройну.
— Уходим! — сказал Вольпоне.
Беллинцона скривил губы, разглядывая обнаженную Инес.
— В этом наряде ее не повезешь.
— Мы теряем время, — занервничал Вольпоне. — Набрось ей на задницу шубу и убираемся!
Инес с укором посмотрела на Ландо, и он отвел глаза. Из шкафа она достала шикарное манто из черного меха и неторопливо надела на себя.
— Пьетро, первому, кто дернется, прострели колено, — сказал Вольпоне. — В дорогу!
Последним из квартиры Инес вышел Ландо и запер дверь на ключ.
Мгновенное расслабление, и он снова потерял их след. Вместе с другими постояльцами отеля он поднялся на второй этаж и вышел на террасу. Каково же было его удивление, когда он узнал в парне, лежавшем в луже крови, блондина, который привлек его внимание в аэропорту. И было это всего лишь несколько часов назад…
Не торопясь с выводами, Рико Гатто поднялся к себе в номер, чтобы поделиться своими соображениями с Габелотти. Десять минут он накручивал диск телефона, но так и не дозвонился до Нью-Йорка.
Он спустился в холл, чтобы снова не упустить Вольпоне. Через пять минут решил проверить, на месте ли его «подопечные». Из телефонной кабинки, позволявшей видеть вход в отель «Сордис», он поочередно позвонил в номера Итало Вольпоне и Пьетро Беллинцоны. В номерах никто не ответил. Он с огорчением понял, что и на этот раз оказался не на высоте. В данный момент он располагал единственным достоверным фактом: Вольпоне посетил морг. Рико поднялся в номер и устроился у окна, чтобы не прозевать возвращения Малыша Вольпоне.
Вольпоне и неотступно следовавший за ним Беллинцона появились через сорок пять минут.
С точки зрения Рико Гатто, ему поручили непосильную для него миссию. Понятное дело, если бы ему приказали следить за людьми, которых в итоге нужно было прикончить. Но здесь!.. В качестве умственной зарядки он с самого утра прорабатывал возможные варианты уничтожения Вольпоне, лелея надежду, что Габелотти даст ему зеленый свет.
Рико снял трубку телефона и заказал Нью-Йорк через телефонистку. Надо сообщить Габелотти, что Вольпоне посетил морг в Цюрихе. Докладывать, что он дважды терял его след, нет необходимости. «Опустить» одну-две детали — не значило соврать.
Едва Патрик Махоуни успел закрыть за собой дверь номера, как раздался телефонный звонок. Вероятно, ему давали Нью-Йорк. На мгновение он заколебался: предупредить начальство о смерти Кавано или потерять след Вольпоне. Он не успел ответить себе ни на один вопрос, так как уже спускался по лестнице. Когда завелся мотор его машины, габаритные огни «форда» Итало были уже далеко.
Махоуни заметил, что водитель «форда», всякий раз оказавшись на перекрестке, колеблется в выборе дальнейшего маршрута. В конце концов он остановился на Университетштрассе перед четырехэтажным зданием, позади вызывающе новой «Бьюти гоуст Р9» серого цвета.
Итало и его телохранитель быстро вышли из «форда» и скрылись в подъезде. Махоуни повезло: он загнал свою машину между двумя огромными грузовиками двадцатью метрами дальше. Место для наблюдения было почти идеальное. Он закурил. Ужасная картина разбившегося о бетон Кавано навязчиво преследовала его. Ничто не указывало на то, что Вольпоне или его телохранитель виновны в падении Кавано. Логического намека на это не было. Но Махоуни готов был дать отсечь себе правую руку, что это не так.
Ему вспомнились слова Кавано, сказанные им в кабинете Кирпатрика. Тогда, улыбаясь во весь рот, он радостно сказал: «Ты только представь себе, мы летим в Цюрих! Приятный отдых!» Он с горечью подумал, что уже спустя двадцать часов все встало с ног на голову… А внешне задача, поставленная Кирпатриком, представлялась обычной рутиной: узнать, что делал Дженцо Вольпоне в Цюрихе, каким образом потерял ногу, — предположив, что нога действительно принадлежала ему, — и где его останки?
Махоуни прикуривал от окурка третью сигарету, когда увидел Вольпоне. Гангстер решительным шагом направлялся к «форду». Рядом с ним шла высокая, выше его на целую голову, негритянка. Куда он собирается ее везти? Из подъезда вышел телохранитель и отступил в сторону, пропуская белокурую молодую женщину, которую держал под руку высокий, широкоплечий мужчина итальянского типа. Последним вышел невысокий, тщедушный человечек. Телохранитель дружески обнял его за плечи, подвел к «бьюти гоуст» и буквально вбросил внутрь машины. В голове Махоуни раздался сигнал тревоги: он уже где-то видел этого коротышку. Где? Когда? При каких обстоятельствах? В памяти замелькали лица, зазвучали голоса… Широкоплечий брюнет сел за руль «Р9». «Прекрасный образчик сутенера», — подумал Махоуни. Рядом с ним села блондинка. На заднем сиденье устроились «горилла» и хлюпик. «Бьюти гоуст» мягко съехала с тротуара, «форд» Вольпоне поехал следом.
Махоуни нажал на стартер и тут же вспомнил: невысокий мужчина был Мортимером О’Бройном, одним из самых известных финансовых адвокатов Соединенных Штатов!
Невероятно! Огромные синие мухи, носившиеся по бараку, осмеливались садиться чуть ли не на острие пера его ручки. Пот проступал на лбу крупными каплями и падал на мятый лист бумаги, лежавший перед ним. И все-таки, несмотря на сорока пятиградусную жару, частые проливные дожди, отвратительную пищу и невыносимые условия работы, Хулио Альмейда привык к Ботсване.
Шахта располагалась в двадцати километрах от Шукуду. Работали там в своем большинстве негры. Каждый вечер после сигнала сирены, оповещавшего об окончании рабочего дня, все поднимались на поверхность и подверглись тщательному обыску. Три месяца назад, чуть ли не в день приезда, он хотел возвратиться в Швейцарию. Но высокая заработная плата, щедрые премиальные за «риск» оказались убедительными аргументами, и он остался. Постепенно ему стала нравиться эта примитивная жизнь, радость выживания, потоки воды с неба, красноватого цвета почва, мужская община и этот грузовичок, на котором раз в неделю в лагерь привозили чернокожих проституток, которых трахали прямо на соломе под тентом-шапито, возведенном специально для этих целей. И надо же такому случиться! То, что несколько недель назад он принял бы как освобождение, сегодня представлялось катастрофой. Как об этом сообщить Мануэле?
Он раздавил муху кончиком пера и начал писать адрес на конверте:
«Мисс Мануэле Родригес, проживающей у мисс Ренаты Клоппе, Беллеривштрассе, Цюрих, Швейцария».
Затем, забыв о жаре, поте и мухах, принялся писать.
«Моя дорогая Мануэла!
Хочу сообщить тебе о плохой новости и не знаю, с чего начать. Эта плохая новость обрадует тебя, но ты не права. У нас ходят слухи, что собираются закрыть шахту по причине малой эффективности. Они говорят, что есть другие, богатые жилы, но до них трудно добраться, не подвергая жизнь людей риску… Они не могут больше гарантировать безопасность. За три месяца я видел шесть трупов, но это негры, так что не волнуйся.
В Европе нельзя заработать и половины того, что я получаю здесь. Короче говоря, я ничего не знаю, но такие слухи ходят. Признаюсь, я расстроен, и мне не хочется возвращаться в Цюрих, не скопив денег на магазин.
Я прочитал твое письмо и должен сказать, что твоя хозяйка — просто класс! Подарить тебе свои платья!.. У нее по-прежнему все хорошо с Куртом? Я буду писать тебе еще завтра, но вряд ли что-либо проясню относительно сегодняшней ситуации. Целую тебя, моя дорогая женушка!»
Написав внизу листа «Хулио», он вложил его в конверт.
Неожиданный шум голосов и радостные возгласы вернули его к реальности. Сегодня четверг, день приезда проституток. Обычно он первым врывался под купол шапито.
Мортимер О’Бройн начал заживо умирать, когда машина, проскочив пригород, понеслась дальше. Десять раз он хотел выпрыгнуть и десять раз ему не хватило смелости. А такая возможность была… Беллинцона, казалось, дремал, не обращая на него никакого внимания. Парень за рулем был занят управлением и не успел бы среагировать. Неподвижно сидевшая рядом с ним Заза напоминала статую. Мортимер задумался над судьбой свой любовницы: выживет ли она в этом путешествии, из которого, судя по всему, нет возврата?