— Куда ты собрался? — Элсвита мяла в руках ткань шелкового бирюзового платья. — Ты хоть понимаешь, как будет выглядеть, если я появлюсь на вечеринке без тебя?
— Мне плевать, — Альфред пожал плечами. — Сегодня канун Четвертого июля, и я собираюсь провести его, как сам того захочу. А ты отправляйся на свою вечеринку. Если ты там с кем-то переспишь, я даже не буду против, — подбросив ключи от квартиры в ладони, он вышел на лестницу и захлопнул за собой дверь, отрезая от себя онемевшую от возмущения Элсвиту.
Потом подумал: зря он ей так. Элсвита не виновата, что его все задолбало. И уж точно не побежит с кем-нибудь спать, не тот она человек. Альфред всегда был сдержан с ней, и теперь не был доволен собой за этот срыв, ведь Элсвита всего лишь попалась ему под горячую руку. На её месте мог быть кто угодно. Впрочем, сказанного уже не вернуть, и Альфред постарался забыть об этом.
Астрид ждала его на перекрестке. Стоило ему усесться на переднее сидение и пристегнуться, она тут же завела машину и тронулась с места.
— И куда мы едем? — поинтересовался Альфред.
— Потерпи, — Астрид бросила на него веселый взгляд. — Узнаешь. Ехать нам часа полтора, можешь поспать. А то в твои мешки под глазами скоро можно будет складывать прибыль компании, как раз места хватит.
— Ой, да иди ты, — процедил Альфред, но он даже себе врать не мог: он не злился. Он слишком хорошо понимал, что Астрид права. И, хотя обычно ему не удавалось уснуть в машине, усталость дала о себе знать. Он прикрыл глаза и провалился в сон без особых сновидений, а проснулся, когда Астрид мягко потрясла его за плечо:
— Подъем, приехали!
Судьба в лице Астрид, как выяснилось, забросила Альфреда в небольшой городок недалеко от Чикаго — типичную американскую провинцию, которая встречается здесь и там, стоит отъехать чуть подальше от мегаполиса. Аккуратные, будто сошедшие со страниц каталога о продаже недвижимости домики, подстриженные газоны и дети, провожающие взглядом незнакомую машину, сменились чуть более обшарпанными, но такими же типичными домами. К одному из них и подъехала Астрид, припарковалась и отстегнула ремень безопасности.
— И где мы? — вскинул брови Альфред.
— В моем родном городе, — Астрид хлопнула дверцей автомобиля, подождала, пока Альфред выберется из машины, и щелкнула кнопкой сигнализации. — Добро пожаловать, Ваше Высочество, — она сделала реверанс, и за её напускной бравадой на раз-два угадывалась боль, скрытая за клеткой её ребер, затаившаяся там, как зверь, вот-вот готовый напасть. — Не идеальный дом в центре Чикаго, но здесь я родилась и выросла. Идем, — Астрид протянула Альфреду ладонь.
Они бродили по улицам городка, взявшись за руки, и Астрид рассказывала Альфреду свою историю. Грустная сказка о девочке, отец которой погиб под колесами поезда, когда его машина заглохла прямо на железнодорожных путях. Мать начала пить. В восемнадцать лет Астрид сбежала в Чикаго, а, благодаря черному поясу в каратэ, приобретенному еще в подростковом возрасте, она попала в одну из уличных банд. Почти все деньги, полученные Астрид столь незаконным путем, она тратила на содержание спившейся матери, и, наверное, только это сохранило им дом. Именно там её и нашла Лагерта — вытащила из дерьма, взяла к себе работать, и шесть лет Астрид была верна ей, будто цепная собака. Была готова перегрызть глотки всем врагам Ингстад.
А потом они встретились.
Альфред очень хорошо помнил, как: он вернулся из Дублина, заехал к деду, и тот сообщил, что нашел ему личного ассистента. Альфред лишь закатил глаза — идеи Экберта всегда казались ему чрезмерными. Личный ассистент? Зачем? Разве он не в состоянии справиться сам?
Когда он увидел Астрид, он быстро изменил свое мнение — и не потому, что ему резко понадобилась помощь. Астрид была красива и умна. Знала об этом. Не пользовалась этим. Но Альфреда при встрече с ней каждый раз накрывало с такой силой, что он едва держался на ногах — тогда еще восемнадцатилетний дурак, по уши влюбленный в девушку старше себя на семь лет.
Уже тогда у него была Элсвита.
Уже тогда он понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет, но сил и желания держаться не было, не было, и в один вечер он пригласил Астрид на свидание, надеясь, что она впустит его в свою жизнь.
Тогда за ним ещё не следили, как за единственным наследником Экберта, и он мог бродить по улицам и барам, не опасаясь, что его узнают.
Астрид впустила его, и всё стало так просто и сложно.
— В детстве я любила Четвертое июля, — прильнув к нему, Астрид смотрела, как по противоположной стороне улицы шагает семья, явно спешившая на салют. — Папа брал меня за руку, и мы шли по улице на площадь. Потом Четвертое июля стал для меня праздником, который напоминал о разрушенной семье.
Альфред прижался губами к её виску.
Начал накрапывать мелкий летний дождик, и волосы Астрид, убранные в простую косичку, чуть завились от влаги. Альфред давно перестал врать себе: он любил её, и любил совершенно любой — хоть в строгом деловом костюме на совещаниях у Экберта, хоть в домашней одежде по выходным, хоть в длинном вечернем платье. А особенно она нравилась ему такой, какая она была сейчас: в джинсах и майке и с прядями волос, прилипшими ко лбу.
Они целовались, как подростки, замерев посреди улицы богом забытого городка в Иллинойсе (черт знает, как он назывался), и дождь усиливался. Дети с визгом разбегались по домам, расстроенные, что салюта, кажется, не будет.
А потом Астрид быстро сварганила им ужин из продуктов, прихваченных с собой (она хоть и не жила в доме, но исправно платила коммунальные услуги, как и до смерти матери). Они жевали картофель фри и куриные куски в панировке, сидя перед телеком, смотрели, как Майкл Майерс гоняется за Лори Строуд, размахивая ножом, а за окном бушевал ливень.
— Ну и ночка, прямо как из ужастика! — Астрид зевнула. — Мы в такие ночи рассказывали страшилки, даже если был не Хэллоуин. Кстати, у тебя была любимая страшилка? — устроившись головой у Альфреда на коленях, она закинула в рот соломку картошки. — Знаешь, из детства, которыми пугали, чтобы дети были осторожны или не ели много конфет? Мне вот папа рассказывал, что, если не вернуться домой к десяти вечера в Хэллоуинскую ночь, то попадешься ведьме, и она тебя съест.
Любые праздники в семье Альфреда не очень-то отмечались: отец и мать зачастую уходили на какие-то закрытые вечеринки, приглашения на которые бизнес-партнеры присылали аж за два месяца до события, а Альфред и Этельред оставались дома: ели конфеты, смотрели фильмы по телеку или играли в комп. И одну из самых страшных историй рассказал Альфреду именно старший брат.
— Однажды Этельред рассказал мне, — Альфред прожевал последний кусок курицы, поставил тарелку на журнальный столик, — что, сколько бы хэллоуинских конфет ты не съел, ты должен оставить несколько штук мальчику, который приходит за последней шоколадкой.
— Призрак-сладкоежка? — Астрид прожевала еще один кусочек картошки. — Твой брат, однако, шутник.
— Ну что-то вроде. Жил-был на свете мальчишка, который больше всего любил шоколад, но родители не разрешали ему его есть. Все собранные на Хэллоуин конфеты они у него отбирали. И однажды в Хэллоуин он спустился попить воды и увидел, как родители поедают собранные им шоколадки. Мальчик разозлился. Он пошел на кухню, взял нож и убил родителей, а потом съел все сладости сам. Даже те, — он понизил голос, чуть склонился к лицу Астрид и зловеще шепнул: — Даже те, что были в желудке…
Она расхохоталась.
— И что же тут страшного?
— Я еще не закончил. Полиция арестовала его, но мальчику удалось сбежать. С тех пор он ходит и следит, чтобы дети оставили ему последнюю шоколадку, а у жадин он вырывает конфеты прямо из живота! — Альфред скорчил рожу. — В детстве эта страшилка казалась более жуткой, — пожаловался он. — Особенно в исполнении Этельреда.
Астрид поставила тарелку с недоеденной картошкой фри прямо на пол, затем выпрямилась и уселась к Альфреду на колени.
— Ну, — прошептала она, склонившись к его лицу, — у нас нет конфет… И сегодня не Хэллоуин.