— Хватит притворяться, будто судьба Маргрет или Сигурда вас беспокоит! — Уббе стукнул об стол стаканом. — Единственное, что вы хотите иметь — ваша власть и деньги, а всё остальные могут захлебнуться в крови, помогая сохранить их!
— Так ты отказываешься помогать? — вкрадчиво поинтересовался Ивар. — И почему же?
Уббе сжал зубы.
— Потому что я считаю, что именно ты виноват в том, что я потерял жену.
Ивар склонил голову, воспринимая его ответ, а потом хлопнул в ладоши и расхохотался.
— Ты, как всегда, показываешь свою глупость, братец. Ты обвиняешь меня, потому что всегда отказывался осознавать очевидное: твоя женушка, милая Маргрет, была той ещё блядью, — вот он, момент истины. Ивар ждал его долго, и он, наконец, настал. Давай, Уббе, включай режим берсерка. И всё получится так, как ему, Ивару, было надо. — Разве ты не знал, что она спала с Хвитсерком? Что сохла по Сигурду, а на тебя ей было наплевать? Разве ты не помнишь её поведение на свадьбе? И её ты защищаешь? Вместо своей семьи?
Слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Уббе вскочил, подлетел к Хвитсерку, размахнулся и от души врезал ему кулаком по лицу. Хвитсерк, прекрасно знавший, где и как налажал, всё равно не остался в долгу — сказывались годы, проведенные на рингах подпольных боев. Кулак впечатался Уббе в челюсть, и тот отшатнулся к столу от удара, ухватился рукой за край, чтобы удержать равновесие. Плюнул на ковер кровью и выбитым зубом и рванулся вперед снова, но Бьерн удержал его.
— Сука, — выдохнул Уббе в лицо Хвитсерку. Тот, осознавший, что произошло, выглядел побитой собакой, даже не пытался оправдаться, и, наверное, не возражал бы, если бы его решили избить ногами. Бьерн скрутил Уббе, не позволяя ему снова ударить Хита.
Ивар наблюдал за эпической картиной ссоры, крутя отцовский браслет вокруг запястья.
— Все вы знали, — Уббе вырвался из хватки Бьерна. — Какого же хрена вы молчали?
Гнев спадал с него, будто покрывало, и под его искаженной личиной Ивар видел боль и горечь. Ухмыльнулся.
— А что изменилось бы, если бы ты узнал?
И тогда Уббе ушел. Плюнул им всем в лицо и ушел. Ивар знал, что он отправится к Лагерте, потому что идти ему было больше некуда. И, хотя спокойствия Уббе ему не хватало, он понимал, что так будет лучше. Нужно сразу избавиться от возможных предателей, от тех, кто может дать слабину. К сожалению, Уббе сломался, опустел, перестал быть Лодброком, сильным и яростным, и всё больше погрязал в пучине своего горя и пристрастии к выпивке. Его злоба уляжется, а боль и алкоголь останутся с ним, и пусть лучше слабые будут на стороне противника. Лагерту погубят слабые союзники и те, кто был себе на уме. Такие, как Уббе. Такие, как Астрид.
А кто остался у Ивара?
В Бьерне он не был уверен, именно поэтому и не делился с ним всем планом — не говорил, что Ида на их стороне, умолчал о договоре с Альфредом. Ивару казалось, будто старший брат на самом деле держит сторону Лагерты.
Хвитсерк был слишком глуп, и из него только исполнитель и выходил хороший. План доверить ему было нельзя. Особенно учитывая его интрижку с Элсвитой. Ивар заметил её ещё на приеме после премьеры балета, когда Хит пригласил невесту Альфреда на танец. Ивар всегда всё замечал. Эта парочка пожирала друг друга глазами, будто они, драуг их возьми, находились не в зале, полном людей, а наедине. Даже Ида тогда нахмурилась и, склонившись к уху Ивара, прошептала: «Разве это не невеста Альфреда разговаривает сейчас с Хвитсерком? Ему нельзя с ней связываться».
Уж разумеется, нельзя.
И, разумеется, Хвитсерк связался. Когда он вообще делал что-то умное?
— У Исайи наверняка есть союзники, — и, если план Ивара сработал, он знает, кто именно стал ими теперь, хотя до этого после диверсии Альфреда Исайя действовал в одиночку. — Бьерн, я хочу, чтобы ты попытался это выяснить. Нам необходимо их разделить, — о нет, не нужно их разделять, их нужно сохранить вместе. Убить всех волков одним выстрелом. — У каждого есть педаль, на которую можно надавить и заставить отказаться от попыток нас уничтожить. Хвитсерк, — Ивар вытащил из ящика папку, протянул Хиту. — Здесь — досье на тех, кто Исайе близок. Не союзники, но всякие адвокаты и близкие друзья. Те, кому он сильнее всего доверяет. Вы с Гуннаром должны привести ко мне одного из них. Я хочу приготовить Исайе подарок на праздник. Немного запоздалый, но он оценит.
«И разозлится».
— И как ты собрался рассорить союзников Исайи с ним? — скептически вскинул бровь Бьерн.
«Милый братец, — подумал Ивар почти умиленно, — ты ничего, ничегошеньки обо мне не знаешь, хотя думаешь, что изучил. А я знаю о тебе всё. Знаю, что ты хочешь развестись с Торви и оставить её без цента денег и без детей. Выставить за порог голой и жениться на Снефрид. Знаю, что за Лагерту ты перегрызешь горло даже мне. Но если всё пойдет, как надо, Лагерта сама попадет в мои руки, а вместе с ней — и ты. С Торви я как-нибудь разберусь. И останется только уничтожить Экберта, но предательство внука сломает его и так, и он подохнет от какого-нибудь сердечного приступа, не успев переделать завещание. Альфред не станет препятствовать мне стать монополистом на рынке оружия, на него у меня тоже есть рычаги давления. Никто не будет ни с кем ссориться, Бьерн, и все вы попадете в расставленную мною ловушку».
— Это будет зависеть от того, кто его союзники, — развел руками Ивар. — К каждому из врагов нужен свой подход.
Неужели такие простые мысли даже не приходят Бьерну в голову?
У Исайи не было союзников. До недавнего момента. И Ивар отлично знал это. А Бьерн вот не знал.
Завибрировал мобильный. Хвитсерк просмотрел полученное сообщение, спрыгнул с подоконника на пол.
— Я тебе больше не нужен?
Ивар махнул рукой: иди. Спеши к своей ирландской любовнице, братец, подставляйся, как можешь. Трахайся, пока хер не отрезали. Свою голову на место твоей всё равно не приставить.
— Откуда у тебя информация о людях, близких к Исайе? — Бьерн вращал вокруг пальца обручальное кольцо, которое связывало его с Торви. Пока что связывало.
— Я всегда и обо всем знаю.
На самом деле, информация у Ивара была от Иды. Она, ведомая договором и собственной тьмой, предоставила ему досье на всех, кто помогал её отцу в махинациях. Но и ей Ивар пока что не сказал всего, о чем конкретно договорился с Альфредом. Их отношения и так балансировали на краю пропасти, и Ивару чудилось, будто вот-вот они оба в неё упадут.
— На сбор информации у тебя пять дней. Извини, — Ивар подался вперед, оперся подбородком о сложенные домиком ладони. — Больше дней дать не могу. Сигурда с нами нет, а, признаться, ищейка он неплохая. То немногое, что ему вообще удается.
— Ему многое удается, — произнес Бьерн, поднимаясь. — Только ты этого не видишь.
*
Оставаясь в одиночестве, Ивар думал… о многом. А теперь, когда он раздал братьям задания (и одно из них — для того, чтобы в зависимости от результатов поступить с точностью до наоборот), создавая видимость их вовлеченности в план, Ивар думал об Иде.
Фенрирово дерьмо, изменилось всё. Ивар не хотел врать самому себе — он чувствовал, как сливается тьма в его душе, с той тьмой, что носила в себе Ида. Теперь он понимал: они до безумия похожи, только Ида выдержанна и спокойна. Однако они оба достаточно хитры, чтобы держать в рукаве несколько дополнительных карт, и достаточно умны, чтобы понимать: объединившись, они будут составлять грозную силу. И эта похожесть тянула их друг к другу, волочила волоком, и сил сопротивляться больше не было.
Ивар взглянул на шрам, пересекающий ладонь. Боги скрепили их союз кровью. Богам угодно, чтобы они шли по жизни рядом. Кто он такой, чтобы спорить с богами?
Физическое притяжение между ними было таким же невероятным, как их внезапно открывшаяся похожесть. Их обоих словно током било, стоило оказаться рядом. Ивар бы уволил Иду с её места помощника, лишь бы уберечь себя от этого заворота внутренностей, от этого жара, охватывающего полностью, но она всё ещё была нужна ему там, в офисе. И, великий Один, это было невыносимо. И мучительно. И болезненно. И сладко. Ивар не испытывал такого прежде, для него в новинку были эти эмоции и это желание, которое, он знал, никогда не найдет достаточного удовлетворения.