«Авось в прихожей не столкнемся…»
Авось в прихожей не столкнемся.На простынях белей лица,Не разойдемся, не сойдемся,Седыми лицами шурша.Авось в своих пустых квартирахЗа ржавым чаем и виномНе вспомним долго то, что былоИ то, что не было потом.И только радио запустим,И красным дымом сигарет,Глуша привычный рев акустик,Запечатлим уныло нет.
«Почти на другой планете…»
Почти на другой планете,Почти из сказки царевна,И желтые листья, и ветер,И дог твой, косящийся нервно.
«К чему весь этот бывший бред…»
К чему весь этот бывший бред,Погоня ни за чем.Когда такая тишина,Полоски по стене.Работа, хамы и хамье,И рваться, и упасть.Когда такая тишинаИ музыка под стать,И диссонансы по стене,И звукоряд как тень.Приятно быть таким, как есть,И надо, хоть теперьКривляться в запахах чужих,Солдатам ублажать,Когда такая тишинаИ влажная кровать.И руки бледные больны,И тонкость, как намек,И голос сильный в тишинеТихонечко поет.А делать нужно только то,Что тишину не рвет,Что близко тонкости больной,Что в бред не заведет.Белеет ласками объем,Пространство – это мы.Чем мы себя заполним, темВсегда окружены.Что мы в себе хотим носить,То липнет на мундир.Мундир солдатский не по мне,Мой тишина кумир.
Когда такой приятный звонИ музыка жива,Зачем я вновь готов туда? —Подонок, видно, я.Расправив скрученный простор,Гадать по куполам,Разбить его и собиратьС цветами пополам.Ползком по утренней травеУткнуться в лоб и встать,Глаза раскрыть и разговорНикчемный продолжать.Зачем, к чему и для чегоДорога в никуда?Зачем глаза, слова, годаВстают из-за угла?
«Когда потухнет свет, пространство…»
Когда потухнет свет, пространствоСжимается, и вот – ты здесь.В всегдашнем горестном убранствеПроходишь в темноту сквозь дверь.Тугие скованные звуки,Цветные пряные огни.Тебя замучили старухи,Меня за целый день – они.Шеренгой тусклой и покойнойСледящие в метро, кино,На службе, дома, на попойках,На заседаниях РОНО.Я расцепляю руки, пальцы,Холодные, как зеркала,Хоть мы больны, как звуки вальса,Нас обжигает нагота.Несуществующий, привычный,Незнающий, что я – твоя,Ляг на кровать мою девичью,Чтоб застонала простыня.Чтоб завтра, день когда отниметВсе волшебство и тайну сна,Чтоб я, затравленная ими,Их без тебя перенесла.
«Какая ночь, стекающая каплями…»
Какая ночь, стекающая каплямиИ пятнами на платье, и листву.В такую ночь зажечь сады и плакатьО яблонях, трещащих на ветру,В такую ночь лежать в садах и плакать,В спаленных травах скручивать беду,И содранных ногтей, и глаз, и слов отравуВпивать, разбрасывать и биться в наготу.Но ты молчишь, ты голуба и мокра,Прилипшая материя тонка.Глаза – остановившиеся окна —Забились на лице из скользкого стекла.Снимай пелена, выпускай пожитки,И звуки лей на мокрую постель.Тяжелые и слипшиеся слиткиНадежд и глупости, и грубости отлей.Но платье мокрое сдирает стон и кожу,В прожилках красных тело, что сады.Заря глазастая, как лезвие из ножен,Но ты – не ты.
«Ты уходишь, пьяно щурясь…»
Ты уходишь, пьяно щурясь,Выцветшая кофта движется по линии стола,Огибая стулья,Складывая кольца в кружева.Эти траектории движений,Спутанные, как сны,Оседают дымом на колениИ столы.Лестница бетонная,Сильная и сонная,Выплеснет тебя.И пальцы тонкие откроют дверь такси.Выйдут из ворот притихших пьяницы,Не решаясь ближе подойти.
«Ты смотришься глазами ярко-рыжих мифов…»
Ты смотришься глазами ярко-рыжих мифов,Напичканная знаниями предков,Тебя манят сверкающие лифты,Спускающиеся в каменные клетки.По простыням раскладывая знакиГлазами рыжими сзываешь, строишь сходки.И губы – белые, как сахар, —Пьют кровь, как пьют из горла водку.Но выйдя в синеву блестящим самолетом,Ты остываешь, меркнешь, холодеешь,И тихо смотрятся пилотыВ остывшие глаза – приборы управленья.Хор женщин обступает отчужденно,Хор матерей, сестер и вдов пилотов.И долго будут ждать аэродромыИзвестий о пропавшем самолете.