«Сверкали на подставках этажи…»
Сверкали на подставках этажиСреди подставок, длительных, как ноги,Как с лампочкой с тюльпаном встала ты,Смотрясь в задумчивость и матовость колонны.Скрываясь за колоннами, ходила,Светила лампочкой, чулками и ждала.И кто-то с этажей, согнувшись некрасиво,Смотрел глазницами, как жерлами в тебя.Погасли этажи, движенья, маски, мысли,Шум улиц истончился и иссяк,Лишь в темноте, как одиночный выстрел,Светилась лампочка и маленький маяк.
Цемент
Мечется пламяВ красной округлостиПечки,Клинкер расплавленныйПлачетОт жары и сухости.Красная дыркаСмотритсяНа притихших людейЯростно.Обжигальщики потныеЧешут ягодицы,Им привычно лицо дьяволаТысячеградусного.Капли стынут,Стекая известкойПо лицу восковому.
«На этой фабрике так чисто…»
На этой фабрике так чисто,Даже девушки с маникюром,И только труба-трубочисткаНедоверчива и угрюма:Ей одной грязное дело —Людей, уставших от жизни и боли,На этой фабрике переделывают —Это крематорий.
«Толкаются в проходе…»
Толкаются в проходеЛюдские толпы, жаждущие сказок,Но сказки ветрены, и сказки не приходят,А мы все ждем, когда же их покажут.Дотрагиваюсь осторожно —Такая милая, красивая и белая.Кругом народ, я с ними тожеИду, чтоб поглядеть на лебедя.Спускаемся по лестнице, мы тронуты,Задерживаем шаг, чтоб не спугнуть видение,Чтоб в прокуренные комнатыОбманом унести и уберечь весеннее.
«Пришел народ с казарм и из подвалов…»
Пришел народ с казарм и из подвалов,Смотрел довольный в щели, как в глаза.И больше всех на площадях оралаРазнузданная грязная молва.Привыкшие стоять подобострастно,Приказы выполнять, хихикать в стороне,Теперь молву припрятали, как ласкуИ как любовь в траншее на войне.Мне было больно – ты прошла, как вызов,Не прячась, но и не глядя в глаза,Чего-то примечталось и забылосьНесбыточное, все же ты была.И ненависть была как очищенье,И траур, и венки – как зов любви.Но одиночество легло как затемненье,И я смотрел лишь в два глаза молвы.
Сплав леса
Катились березы, сосны и ели,В тела их втыкали багры, как пули.Люди довольные даже вспотелиОт работы и от буйства.Вода их встречала прохладой, как лаской,И они останавливались с разбега в недоуменье,Но их хватали, сгоняли и связывали,И плотами пускали вниз по течению.Запрокинув головы, они видели небо,Ласковое небо лесной отчизны.Мысли путались: может быть, ничего и не было?А река их раны зализывала.Но снова люди, снова ножи и рогатки.Они уж и думать перестали, а только чувствовали.Их резали, пилили, и они плакали,Двоился мир от тоски и устали.И, как сон в лазарете или окопах,Тревожно воспоминания стучали в ветвиО близких родственниках на болотеО зелени, солнце и о лете.
«Светло-зеленый – не то, что зеленый…»
Светло-зеленый – не то, что зеленый,Я видел настоящий зеленый цвет,Цвет горбатый и просмоленный,Цвет прожитых ненужно лет.Я видел его на брюках и юбках,На пиджаках и шляпах.На улицах и в переулкахЯ слышал тяжелый запах.Глаза зеленые оченьЯ видел у милой сегодня,На фоне росистой ночиОни презирали больно.Презренье немолодое,Тяжелое и грубое,Оно отдавало невольноСтаростью беззубою.Зеленый шарик детскийКачается над колыбелью,Мне хочется очень раздетьсяИ вымыться в синем небе,Мне хочется очень раздеться,Лежать на песке раздетым,Мне хочется плакать по-детскиОт солнца и яркого света,Песок набрать в ладониИ грязным лежать на солнце,И стать на минуту бездонней,Чем океан Японский.Мне хочется совершенно голымПройтись по зеленым улицам,Пусть запах зеленый городаОбалдеет и залюбуется.