«Тела, тела, которые не нужны…»
Тела, тела, которые не нужны,Тела раздетых женщин и мужчинСидят, лежат и отблеском по лужам,И бархат ног, и проблески седин.Он загорал, писали шумно пульку,Но нет ее в той мелкой суете,Она на пляже где-то в Акапульке,А, может быть, нигде.Он уходил – не нужны, не любимы,Они все вились, липли мошкарой.Не нужно ласковый и приторно противныйЖурчащий рой.И этот шар качался перед нимС ненужным вечным запахом чужим.И тучные стада пузатых бегемотовБежали, топали по пляжам и болотам.
«Стучат по окнам и домам…»
Стучат по окнам и домам,Целуют холодно и гнусно,Скользят уста гнилой капустой,И слизь, и пятна по углам.Какое грязное окно,Какие мухи – великаны,Какие хлипкие диваны,Какое каменное дно!Старуха топчется в подвале,И крысы шлепают, шутя,И, издеваясь нехотя,Как голос, треснувший в хорале.Такою музыкой обвальнойПроходит осень без тебя.
«Коленопреклоненный…»
КоленопреклоненныйПеред тобой – не пред людьми —Выходит сывороткой пеннойОгромный шар моей любви.И ты, задумчиво и мягко,И не стараясь уколоть,Проткнешь то вилкой, то булавкойЕго податливую плоть.И вспоминая снова давкуИ остановки на ветру,Той окровавленной булавкойЗаколешь волосы к утру.
«Какое чистое окно…»
Какое чистое окно,Какие сосны-великаны,Какие красные диваны,Какое желтое вино,Какие утренние дюныИ крепкий кофе у тебя,Какие милые причудыНа дне исполненного дня!
«Мексика – милое счастье…»
Мексика – милое счастье,Но и – предвестница боли,Над океаном качатьсяВ зове больных колоколен.Всюду Марина, Марина,Всюду жара и усталость.Ми преферида, керида,Все, что прошло и осталось.Мексика – горькое счастье,И берегов разделенье.Мексика – это ненастье,Это мое приключенье.Мексика – это Марина,Это любовь и касанье.Мексика – это коррида,Которой не было с нами.
«Милая моя, недоступная…»
Милая моя, недоступная,Немыслимая, как квартира Бога,Дорогая моя, перепутанная,Скатертью же тебе дорога.
Благодатью Божию есмь то, что есмь
1917–1984 год
Все разрушить, все до основанья —Мысль, культуру, имена и честь,Даже материальные созданья,Зданья, хлеб и церковь – тоже в печь.Упоенье властью – бить и рушить,Разодрать иконы и холсты,Чуждый мир, народ, покой и души,Расстрелять, замучить, задушить.Но самих ревнителей застольяНастигает их же экстремизм —Одиноко гибнут в Подмосковье,В тюрьмах, ссылках, славя большевизм.Каются, друг друга обвиняя,Предавая для и просто такНа вратах придуманного раяТрудповинность, лагерь и барак.Но и отказавшись от видений —Суесловья, полумеры, бред,И встает весталкой красной ЛенинНа знаменах «будущих побед».И, не отказавшись от сказаний,То же суесловье, тот же бред,И всплывет то Троцкий, то БухаринКрасным варевом надежд их и побед.
«Ломая, пугаясь, падая…»
Ломая, пугаясь, падая,Глядясь с умильностью жуткой,Я сам себя не угадываю,Я – в банках открытых Анчуткой.Как ткань наэлектризованная,Леплюсь по словам и лицам,Скатертью же тебе дорога,Скатертью же мне забыть все.