– Сомневаюсь, что она вообще нас знает, – добавил Савка.
– Да пофигу, что будет, – хмыкнул Андрей, достал из кармана помятый список нарушителей, составленный завучихой, и поджег его. Единственное доказательство совершенного преступления, если таковое вообще имело место быть, вспыхнуло ярким веселым пламенем. Они стояли кружком посреди перекрестка и смотрели, как их имена одно за другим съеживаются и исчезают в огне, превращаются в дым и улетают в небо. Теперь их вроде как связывал один общий секрет.
Наступившее молчание нарушила внезапно зазвучавшая у кого-то в наушниках песня MGMT «Time To Pretend».
Все принялись тихонько подвывать знакомый мотивчик, часто крутящийся на радио «Maximum» и «A One». Рита расплылась в довольной улыбке. Припев все подхватили хором:
– This is our decision to live fast and die young! We’ve got the vision, now let’s have some fun!..
Поздно ночью, сквозь сон у Алисы в голове все еще крутились мелодии песен. Яркие фары черного Мерседеса, чуть не сбившего их на перекрестке – это за Элей приехали разъяренные родители. Кешка, скачущий по паребрику и распевающий во все горло: «Let’s make some music, make some money, find some models for wives. I’ll move to Paris, shoot some heroine and f* with the stars…» Савка, утопавший вслед за Соней в темноту дворов. Андрей с горящей спичкой в руке, освещающей его большие карие глаза. Мигающий скрипучий фонарь со старинными часами, и Петька Святой Патрик, одиноко стоящий под ним в шапке священника, нахлобученной по самые уши.
А еще Алиса думала, какая на самом деле эта загадочная Руби с искрящейся улыбкой.
И через пространство и время, и звездную вселенную, пролетая над миром, доносился нежный голос:
So if you have a minute why don't we go,
Talk about it somewhere only we know?
This could be the end of everything.
So why don't we go, somewhere only we know,
Somewhere only we know…
2011
Аутсайдеры
Руби
Большие зеленые глаза цвета травы на солнечной лужайке захлопали пушистыми ресницами. Руби отдернула шторы и зажмурилась, подставив лицо солнцу.
На экране компьютера Том смеялся таким веселым заливистым смехом, что она тоже расплылась в улыбке. Ямочки на щеках, веснушки словно запрыгали от радости. Она откинула непослушную прядь волос, оставив на лбу и кончике носа пятнышки оранжево-золотистой краски.
Тихо звучала «Somewhere Only We Know» Keane, чтобы не разбудить родителей утром в субботу. Руби обычно просыпалась с первыми лучами, а то и задолго до рассвета, потому что вдохновение просыпалось еще раньше и спать больше не давало, приятно мурлыкало, и скреблось, и потягивалось где-то в глубине души, стремясь вырваться на свободу.
Пальцы были перепачканы краской, а в комнате всегда царил творческий беспорядок. Весь пол усеян кусочками цветной бумаги, серебристыми обертками от конфет, бисером и пуговицами, рассыпанными из опрокинутой банки, карандашами, незаконченными рисунками, раскрытыми книгами и журналами по искусству и музыке.
Руби вдохнула медовый запах краски и принялась размазывать пальцем медленно растекающуюся кляксу на белом листе бумаги, держа одну кисточку в зубах, а другую заткнув в растрепанные со сна волосы. Коробочка акварели похожа на игрушечную пианинку с разноцветными клавишами. Яркие баночки гуаши выстроились на столе, на табуретке рядом с мольбертом и даже на полу, грозясь в любой момент опрокинуться и заляпать такими же веселыми кляксами линолеум.
На окне в хрустальной вазе стояла сухая роза с раскрашенными лепестками и листьями. По стеклу не спеша катилась золотистая капля, оставляя сверкающую радужную полоску.
Тим что-то тихонько говорил о музыке, задумчиво глядя куда-то в сторону своими темными бархатными лучистыми глазами. А Ричард барабанил палочками по колену и так мило добавлял неуверенное «probably» после каждой фразы…
Заиграла «Everybody Changing». Руби глянула поверх мольберта на черно-белые фотографии музыкантов, занимавшие почти всю стену. Почетное место вместе с The Beatles занимали ее любимые Keane. Руби наверно единственная преданная поклонница Keane в этом городе, забытом музыкой. И безнадежно влюбленная в Тима Райс-Оксли, лучшего в мире клавишника и поэта…
Nikon нетерпеливо и заманчиво поблескивал объективом. Папа подарил на двенадцать лет. Старенький Зенит лежал на полке как музейный экспонат.
Она весело подмигнула драммеру Ричарду, чьи потрясающие фотографии вдохновляли ее на то, чтобы вскакивать с утра пораньше и лазить по всему городу и окрестностям в поисках невероятных кадров, как и Ричард где-нибудь в Америке или Европе во время турне, или в своей родной Британии…