Неожиданно Роберт убрал паддл и с такой силой сжал задницу рабыни, что Ава сдавленно завыла сквозь зажатый во рту стек и невольно дернулась вперед. Но Рид не позволил ей далеко отпрянуть. Впившись пальцами в разгоряченную нежную плоть, он слегка повернул запястье и потянул на себя. Из глаз Авы брызнули слезы. Но, едва не срывая ногти об тахту и оставляя на ее обивке глубокие следы, она все же продолжала терпеть. Столько, сколько понадобится.
Наконец-то Роберт ее отпустил. Ава тяжело сглотнула и перевела дух. Ноги и руки ее устали от напряжения и ей страшно хотелось повалиться на тахту, а то и прямо на пол. Но до тех пор, пока не последовало должного приказа, она оставалась стоять в прежней позе и глубоко дышала. Не обращая на ее страдания особого внимания, Рид положил паддл обратно на стол и взял наручи. Молча надел их на запястья Авы, тщательно проверил и только тогда позволил ей прилечь.
— Ляг животом на тахту, — приказал он, покровительственно положив ладонь ей на спину. Ава повиновалась и вцепилась руками в высокие ребра тахты. Роберт прицепил к кольцу одного из наручей широкую короткую цепь, перекинул ее под сидением и соединил со вторым. Теперь Ава не могла толком вскинуть руки, чтобы машинально прикрыться от ударов, — цепь упиралась в низ тахты и сильно сковывала движения. Пока Ава привыкала к наручам, Роберт надел на нее щиколотки поножи и плотно соединил их вместе. Дабы перестраховаться он так же крепко привязал ее бедра к ножкам тахты веревкой. Проверил узлы и поднялся на ноги. На какую-то секунду Ава напряженно замерла, когда Рид легко провел кончиками пальцев вдоль ее спины. Ведь Хозяин вовсе не старался ее успокоить и приласкать. Он ее оценивал.
Убрав руку, Роберт вернулся к замолкшему проигрывателю и перевернул пластинку на другую сторону. Заиграла новая мелодия. Рид встал сбоку от Авы. Крепко стиснув стек зубами и вцепившись ногтями в обивку, девушка приготовилась к новой пытке.
Первым в ход пошел самый мягкий из флоггеров. Боль оказалась не сильная, но все же она была, и волей-неволей Ава крепко зажмурила глаза. Рид бил ее хлесткими ударами то по спине, то по попе, да так ловко и быстро, что у нее не осталось ни единого сомнения в его мастерстве. Он и вправду весьма неплохо умел обращаться с ударными девайсами и точно знал, куда и с какой силой следует бить.
Хорошенько разогрев кожу рабыни, Роберт сменил флоггер на другой, более жесткий, и повторил предыдущие действия. Ава вздрагивала под его ударами и вся взмокла от напряжения. Кусала стек и невольно натягивала глухо позвякивающую цепь. Боль превратилась в один нескончаемый бурный поток, выбраться из которого не представлялось никакой возможности. Но все же она была легче, чем та, которая пришла от удара кнута или трости, и казалась почти приятной. Странная и непонятная другим ласка…
Второй флоггер отправился обратно на стол и в ход пошла семихвостка. Удары стали жестче и суровее. Боль — ярче и сильнее. Она заполнила собой все. Хвосты свистели в воздухе, и Ава уже не в силах была скрывать страдания и сдавленно поскуливала в унисон. По ее лицу стекал пот и на щеках смешивался с горькими слезами. И в то же самое время внутри, внизу, между ее ног растекалось божественное тепло, почти жар…
Пытка закончилась последним и самым сильным ударом. Все семь хвостов одновременно опустились на спину девушки и тут же исчезли. Поняв, что пока все, Ава с шумом выдохнула и устало уперлась в тахту горячим лбом. Она тяжело дышала, и руки ее едва не сводило от напряжения. Но долго ей прохлаждаться не дали, и Ава почувствовала, как к ее спине прижали серебряную монету. По контрасту с измученной и изрядно покрасневшей кожей монета казалась холодной, но ощущать ее было все же крайне неприятно. И особенно когда Рид перевернул ее ребром.
Медленно, явно получая от каждой секунды чужих страданий наслаждение, Роберт повел острым уголком вдоль спины девушки. Ава едва не взвыла. Мука казалась просто непереносимой — так больно царапать и без того истерзанную кожу, всю красную как после солнечного ожога… Но по-настоящему Ава оценила пытку, когда Рид резко скользнул ребром монеты по нежной плоти. Такой отвратительной и мерзкой боли девушка в своей жизни еще не помнила. Процедура повторилась несколько раз, и каждый раз Аве казалось, что она вот-вот перекусит древко стека. Какое же райское наслаждение она испытала, услышав, как монета звонко упала обратно на стол. Расслабленно выдохнув, девушка уронила голову на тахту и, смаргивая соленые слезы, страдальчески закрыла глаза.