— Не спится? — полушепотом спросила Ава и осторожно перелегла на бок.
— Да, — также тихо ответил Рид уставшим и погасшим голосом. — Видимо, сон придет в лучшем случае к утру.
— Так и пролежим всю ночь, маясь бессонницей, — вяло хмыкнула Ава. — Бесцельное занятие…
— Мы всегда можем просто поговорить, — резонно заметил мужчина. — Все равно сил ни на что иное больше не осталось.
— Тогда задай тему, — предложила Хейз. — У меня голова сейчас совершенно пустая.
— Расскажи мне про себя, — попросил Роберт. — Про то, как ты впервые осознала кто ты, что тебе нравится боль, и как ты дальше жила с этим знанием.
— Я же тебе уже рассказывала, — подивилась девушка.
— Факты, — парировал Рид и тепло улыбнулся. — А хочется деталей.
Ава ненадолго задумалась, слегка покусывая нижнюю губу. Ванда бесшумно зашла в комнату, ловко запрыгнула на кровать и, переступая через ноги лежащих под одеялом людей, прошествовала к другому краю, где и устроилась в вальяжной и царственной позе.
— Хорошо, — согласилась Хейз. — Но тогда и ты расскажешь мне свою историю со всеми подробностями и нюансами.
— Сейчас? — уточнил Рид.
— Нет. Потом, — ответила девушка. — Я скажу тебе когда именно.
— Договорились, — поддержал Роберт.
— Ладно, тогда начнем, — сделав глубокий вдох, произнесла Ава. Она снова ненадолго замолчала, смотря куда-то в сторону, словно бы перебирала все свои воспоминания, все самые мелкие детали, и выстраивала их определенную последовательность. Наконец она вновь взглянула на Роберта и, собравшись с духом, принялась за свою историю.
— Все началось, когда я была еще совсем маленькой…
[1] Герои фильма Квентина Тарантино «Криминальное Чтиво» («Pulp Fiction», 1994) в исполнении Джона Траволта и Сэмюэля Л. Джексона.
[2] Главный герой романа Брета Истона Эллиса «Американский психопат» и одноименного кинофильма 2000 года.
Глава 8. Правильные книги
Книги пишутся не для того, чтобы в них верили, а для того, чтобы их обдумывали.
(с) Умберт Эко.
— Все началось, когда я была еще совсем маленькой. Мне не было и десяти лет, когда я впервые заметила, что боль куда сложнее и многограннее, чем кажется на первый взгляд. Она может быть… приятной. Тогда я еще не понимала, какие последствия повлечет мое маленькое открытие, ведь в ту пору оно было всего лишь частью моего взросления и знакомства с миром. Поэтому я не придавала серьезного значения своим действиями и с самым искренним любопытством продолжала экспериментировать.
Не знаю, открыла бы я в себе мазохистские черты, если бы мое детство сложилось как-то иначе, но предполагать подобные вещи в целом сложно, почти невозможно. Мое же детство беззаботным назвать трудно.
Я родилась в Ирландии, в Дублине. Мои родители Вивьен Хейз и Фрэнк Рейд коренные ирландцы. Мама всегда была чисто городским жителем, а папа, наоборот, все детство провел в маленьком городишке на севере и по молодости перебрался в Дублин в поисках более достойного заработка да и просто интереса ради. Там-то они и познакомились, как рассказывали, в одном из пабов через общих знакомых. Говорят, про их роман можно было снимать фильм или писать книгу, настолько их связали страстные и дикие отношения. Охотно верю…
Мы с сестрой родились вне брака. Родители быстро съехались, но так и не поженились, даже когда у них появились мы. Ты возможно знаешь, что на моей родине разводы разрешили сравнительно недавно, а сам бракоразводный процесс очень долгий и муторный, поэтому ирландцы обычно не торопятся оформлять отношения, даже если заводят детей. Так поступили и наши с Эммой родители, хотя все равно считали и называли друг друга мужем и женой.
Поначалу мы все жили достаточно бедно. Родители пахали, как лошади, лишь бы хватало на еду и жилье. Им, конечно, помогали друзья и родственники, но папа и мама всегда были людьми слишком гордыми, чтобы спокойно принимать подачки без острой на то необходимости. Поэтому они работали днями напролет, выматывались до предела, и в нашем доме стояла страшная атмосфера. Я смутно помню подробности, но сцены их ссор из памяти полностью вытравить мне так и не удалось.
— И на что мы жить будем?! — орала Вивьен под вопли маленьких дочерей так, что от ее голоса сотрясались стены. — Ты мог мозг включить, прежде чем директора посылать, и подумать о том, чем мы будем в следующем месяце платить за квартиру?!
— То есть по-твоему я должен был под него прогнуться?! — так же громко возмутился в ответ Фрэнк. — Да ты и сама бы после такого отношения начальства ушла хлопнув дверью! Но вот у меня, по-твоему, гордости быть не должно!
Они ругались на повышенных тонах уже с полчаса. Кто-то из соседей за тонкой стенкой включил музыку погромче, и из-за этого крохотная обветшалая квартирка, в которой приходилось ютиться чете Хейзов с двумя маленькими детьми, еще больше заходила ходуном. Но какая разница обсыплется штукатурка окончательно или нет, когда и так она отваливалась от каждого неосторожного чиха, а старые обои и вовсе держались на одном честном слове.
Маленькие Эмма и Ава, закутанные в ношенные детские одежды и замотанные в застиранные простыни, горланили и плакали в своей кроватке, которую делили между собой вдвоем, а скромный ужин на древней и почуханной от времени плите давно уже пригорел. Хейзам было не до того.
— Ага, значит гордость дороже! Какая прелесть! — вскинула руками Вивьен и зло оскалилась на мужа. — А то, что дочерям твоим есть нечего, ты учел, когда увольнялся с гордо поднятой головой, или нет?! Почему в этой семье вечно только я думаю о чем-то более-менее материальном?!
— Вот только не надо опять начинать строить из себя жертву! — пригрозил ей Фрэнк. — Вечно ты пытаешься повернуть ситуацию так, что если бы не ты, то мы все давно бы переехали в канаву! А когда я из кожи вон лезу ради нас всех, преподносишь как должное! Посмотрел бы я на то, как бы ты запела, если бы я ушел!
— ТАК УХОДИ! — крикнула ему прямо в лицо Вивьен, и из ее глаз брызнули слезы. Образовавшуюся паузу полностью перекрыла собой музыка соседей и вопли маленьких дочерей. Едва сдерживая рвущиеся наружу рыдания, Вивьен нервно взъерошила свои густые огненно-рыжие волосы и устало уронила руки вниз.
— Господи, да замолчите вы уже, — страдальчески застонала она и стремительными шагами, направилась к кроватке дочерей. Взяла на руки кроху Аву и погладила по маленькой кудрявой головке Эмму.
— Ну замолчите вы, пожалуйста, — чуть ли не плача вместе с дочерями, взмолилась женщина. — Ну, что мне сделать, чтобы вы успокоились?
Но девочки никак не желали умолкать и продолжали рыдать из последних сил. Рано или поздно они бы просто устали так громко и долго кричать, но Вивьен была совсем не уверена, что у нее самой хватит сил и нервов дождаться этого момента. Но и как успокоить дочек она тоже не знала.
Сзади тихо подошел Фрэнк и осторожно прижал ладонь к мелко подрагивающей спине жены. Они постояли так немного, и мужчина, изобразив какую-никакую бодрость и радость, порывисто поднял на руки заливающуюся слезами старшую дочь.
— Ну кто у нас тут такой маленький? Кто такой хорошенький и сопливенький? — качая ее на руках, с улыбкой произнес он. — Эмма, ты же старшенькая, ну ты что? Какой пример ты подаешь сестре? Зачем плакать, когда можно смеяться?
Прижав Эмму к себе, он нежно поцеловал Аву в покрытую светленьким пушком крохотную макушку. Покачивая и заботливо поглаживая младшенькую, Вивьен смотрела на мужа убитым, полным обреченности и усталости взглядом. Они встретились глазами, и Фрэнк виновато потупил взор. Дочери на руках родителей постепенно успокаивались.
Порыдав, но уже намного более вяло и без особого энтузиазма, еще с четверть часа, крохи наконец-то уснули, а их мама и папа перебрались на кухню. Ужинать было почти нечем, да и не особо хотелось, после такого скандала. Поэтому Вивьен и Фрэнк просто сидели рядом за маленьким столом и пили сильно разбавленный чай. Невкусный, без сахара, зато горячий. По лицу Вивьен больше уже не бежали слезы, но женщина то и дело шмыгала носом, как будто вот-вот собиралась снова заплакать, но из последних сил сдерживалась. Фрэнк смотрел на нее со всей любовью и преданностью и держал ее за руки.