— Ты совсем с ума сошла?! Он тебя избил! — взвыла Эмма чуть ли не во весь голос.
— Во-первых, он меня не избивал, — мрачно поправила ее Ава. — А, во-вторых, тебе так сложно просто помочь мне и протереть ранки у меня на лопатках?
— Не избивал?! — совсем опешила старшая сестра, не веря своим ушам. — Да у тебя вся спина в кашу!
— Пара-тройка трещинок — далеко не все спина, — все так же хмуро парировала младшая, кое-как извернувшись и пытаясь добраться смоченной в антисептике ваткой до одной из ранок.
— А твои руки? — продолжала возмущаться Эмма. — Я таких жутких следов еще никогда ни у кого не видела! И ты мне пытаешься доказать, что это нормально?!
— Да, нормально! Потому что я настояла, чтобы он со мной это сделал! — не выдержав, резко огрызнулась Ава и сверкнула на сестру злобным взглядом. Но Эмма к тому моменту уже достаточно себя накрутила, чтобы проигнорировать любые выпады со стороны.
— К черту! Я звоню в полицию! — выплюнула она и целеустремленно вышла из ванной. Ава тут же бросилась за ней следом и поймала на полпути к валявшемуся на диване сотовому телефону.
— Нет, подожди, не надо! — на одном дыхании испуганно выпалила девушка, клещом вцепившись в старшую сестру. Последняя пыталась грубо вырваться на свободу и дотянутся до телефона, при этом посылая в сторону младшей озлобленные взгляды.
— Пойми же ты! Он меня не избивал! Я его сама просила сделать мне больно! — умоляла Ава, но Эмма не хотела ее больше даже слышать.
— Тебе лечиться надо, раз позволяешь ему с собой такое вытворять! — жестко отрезала она. — Не может нормальному человеку нравиться подобное!
— Тогда донеси на меня! — неожиданно рассвирепела Ава, резко отпустив сестру. По ее перекошенному от гнева лицу побежали первые слезы.
— Маме обязательно расскажи! И копам! И администрации университета! Всем! Давай же! — орала она, не обращая внимания на собственные рыдания и грозясь вот-вот сорвать голос. Но отчаянно пытаясь контролировать свои чувства после недавнего разлада с любимым, Хейз не выдержала и окончательно сорвалась.
— Если даже ты меня считаешь сумасшедшей, то так и быть! Пускай меня запихают в психушку, опять посадят на таблетки! Да, я превращусь в паиньку для всех, но счастливее от этого не стану, и виноватой в этом будешь ты!
Явно не ожидав такой ответной реакции, Эмма ошарашенно застыла на месте и уставилась на трясущуюся от ярости сестру круглыми глазами. С минуту она не могла найтись, что сказать в ответ, но быстро собралась и вернулась к прежнему сердитому тону.
— Не переводи на меня стрелки, — процедила она, вмиг осадив младшую. — Это ты накосячила! И раз уж сама Уилла просила себя над собой поизмываться, то чего обратно ко мне перебралась с видом побитой собачонки?
Ава замялась. Она честно не знала, как рассказать о том, что произошло. Слишком жуткими были воспоминания и слишком много было исказивших их эмоций, но, мысленно махнув рукой, Хейз решила говорить, как есть.
— В общем я действительно очень крупно облажалась…
Она говорила, стараясь не упустить ни одной предшествующей катастрофе детали, чтобы как можно яснее расписать мотивы и поступки обоих участников трагедии. Пока шел ее рассказ, обе сестры более-менее успокоились, перебрались на диван и даже откупорили по бутылке пива. Когда последнего осталось совсем немного на самом донышке, Ава закончила и с боязливым ожиданием посмотрела на притихшую сестру. Эмма с ответом не торопилась и задумчиво помолчала несколько минут.
— Знаешь, по-хорошему я должна обо всем рассказать маме, запихнуть тебя к психиатру, а на Уилла накатать заяву в полицию, — меланхолично подытожила она, покачивая почти пустой бутылкой. — Но я видимо настолько привыкла к твоим адовым странностям, что готова смириться даже с подобной хренью. Но одно могу сказать точно. Вы с Уиллом очень сильно облажались.
— Да я знаю, — совсем сникла Ава. — Мы оба виноваты. Но я же не знала, что так все получится. Да и Уилл, похоже тоже…
— И что ты теперь собираешься делать? — резонно спросила Эмма.
— Вернусь, поговорю. Может быть, удастся что-то исправить, — неуверенно ответила Ава.
— Как знаешь, сестренка, тебе решать. Но, ты уж извини, а я с Уиллом больше знаться не желаю, — твердо обозначила свою позицию старшая. — Пускай даже ты заварила кашу, но тебя-то, дуреху, я люблю, а он мне никто. Вряд ли смогу себя держать в руках и не начистить ему морду за то, что он с тобой сделал, если еще раз его увижу. Думать надо было прежде, чем трость в руки брать.
И поставив на этом жирную точку, Эмма залпом допила остатки пива. Ава смотрела на нее с болью и сожалением, но разум справедливо подсказывал, что иного ждать от старшей сестры бессмысленно. По крайней мере, не сейчас точно.
— Хорошо, — тихо согласилась она и, пока Эмма отошла выкинуть опустевшую бутылку, незаметно утерла навернувшиеся на глазах слезы. Ранки на теле все так же саднили и болели.
— Эмма сдержала слово и больше с Уиллом не разговаривала. Она тщательно его игнорировала несколько месяцев и тут же переводила тему, если я пыталась о нем заговорить, так что в итоге я бросила всякие попытки примерить ее с его продолжавшимся существованием в моей жизни. Возможно рано или поздно она бы простила его, но об этом уже никто не узнает, так как в конце ноября мы с Уиллом расстались навсегда.
Он был безумно рад, когда я вернулась к нему. Мы поговорили о том, что случилось, пообещали друг другу, что больше ничего подобного не повторится, и забыли о нашем странном разладе. Жизнь продолжалась. Я все так же работала в архитектурном бюро и готовилась к новому семестру, а Уилл резко продвинулся по карьерной лестнице вверх. Казалось, кризис миновал и все вернулось на круги своя, но то была лишь иллюзия мира и согласия. На деле же наши отношения разваливались на глазах.
В ту роковую ночь между нами пробежала тещина, и с каждым днем она становилась все больше и больше. Я продолжала терзаться виной за содеянное и поэтому, чтобы не мешать Уиллу с карьерой, отошла в сторону, ни о чем не просила и лишнего не трогала. В тот момент мне казалось, что так будет правильнее всего, и я совсем не заметила, как Уилл сам отдалился от меня намного, намного сильнее. Возможно, ему было так же стыдно передо мной, как и мне перед ним, или он боялся, что в очередном порыве сделает со мной нечто гораздо хуже, чем просто избиение тростью, а, может быть, все вместе разом. К сожалению, он мне о своих истинных чувствах ничего так и не рассказал…
Наши отношения охладели. Встречи все чаще откладывались под разными предлогами, секс пропал из списка приоритетов, о новых сессиях можно было даже не думать. Мы оба с головой ушли в работу и учебу, и когда наконец оказывались вдвоем только о делах и говорили. Рассказывали в своих успехах, с подчеркнутым вниманием слушали друг друга, хвалили и подбадривали. Будто бы боялись заговорить о чем-то еще и случайно затронуть опасные темы… Лишь пару раз я попыталась поговорить с Уиллом о том, что между нами происходит, что наша любовь тает и нужно срочно что-то делать, но каждый раз он быстро заминал разговор и перескакивал на другую тему.
Наш роман рушился у меня на глазах, и я не знала, что мне делать и как быть. Единственным логичным решением казалось вести себя так, будто ничего не происходит. Ходить на работу, в университет, учиться, читать, пить пиво и играть в компьютерные игры с сестрой, ходить в бильярд с Молли, улыбаться и с пользой проводить время. Это работало… В общем и целом.
Ночами было особенно плохо. Меня мучила бессонница, я часто плакала, хотя старалась сдерживаться и запрещала себе рыдать в полную силу. Пару раз я ни с того ни с сего напивалась вдрызг, хотя никто не понимал, с чего вдруг я так усиленно накачалась алкоголем. Но хуже всего было то, что я снова начала себя резать. После Тома мне казалось, что мне больше не нужно кромсать свою плоть, чтобы почувствовать себя лучше, но от осознания того, что между нами с Уиллом все вот-вот закончится, боль была просто невыносимой. Я не знала другого способа с ней справиться, так и не научилась ничему иному… Навязчивая мысль о том, что если я вновь себя порежу, то мне станет легче, что с кровью выйдет весь скопившийся в сердце яд, ходила за мной по пятам, и несколько раз, рискнув и плюнув на то, что меня могут поймать, я запиралась в ванной у Эммы или в общежитии со спрятанным в кармане лезвием. Всего пять минут, никогда дольше. Два-три пореза и целый океан слез, но я не могла иначе. Я не знала, как можно иначе.