Комнаты завертелись, смазавшись в неясное пятно. Гостиная, кухня, ванная, спальня… Их уютная теплая норка, превратившаяся в холодную и сырую пещеру. Тысяча мелочей, укоренившиеся привычки и миллионы воспоминаний — все стало прахом и завязло на языке так, что даже огненный виски не мог смыть мерзкий вкус. Но Хейз не сдавалась. Она пила, заливаясь алкоголем. Она пела и плясала. Плакала и крушила все вокруг.
— Черней ночи, черней угля! И солнце вмиг погасло навсегда!
Она сносила с полок книги, переворачивала мебель. Она хотела уничтожить весь мир, растоптать его в грязи и стереть в пыль. Била посуду и компакт-диски. Но, как бы она не старалась, этого было мало. Ярость жрала ее изнутри. Она драла Аву. Отгрызала от нее целые куски. Окажись здесь и сейчас Чарльз, Хейз бы с радостью скормила его пожирающим ее саму эмоциям. Она бы его уничтожила.
Но его здесь не было, и Ава искала отдушину так, как могла.
Хватая неразбитые до конца рамки с фотографиями, она резала об стекло пальцы и ладони, но только радовалась вспышкам боли. Она била кулаком по стене, сшибая костяшки. Дергала себя за волосы, едва не выдирая пряди с корнем. Она веселилась, смеялась и рыдала навзрыд.
Но всей боли в мире было слишком мало. Нужно было что-то гораздо более серьезное и весомое, чтобы утолить чудовищный гнев, и когда Аве на глаза попалось зеркало на стене в вычурной старинной рамке, которое они с Чарльзом когда-то нашли на блошином рынке, она ударилась об него лбом.
Она не успела понять, что натворила. Какая-то частичка нее вскрикнула от ужаса за секунду до того, как треснуло зеркало, и попыталось удержать Аву от рокового шага, но было слишком поздно.
Во внезапно обрушившейся тишине Хейз смотрела на жуткую паутину трещинок на зеркальной поверхности. Тонкие и опасные, они стремились к центру, где в точке удара между осколков торчала пара рыжих волосков.
Медленно, будто поднимаясь из глубины, до Авы начало доходить осознание произошедшего. Смотря на свое перекореженное разбитым зеркалом отражение, она увидела, как из-под огненных прядей по ее снежно-белому лбу спустилась густая алая капелька. С неотвратимой неспешностью кровь прочертила тонкую линию вдоль носа девушки и скатилась ниже, а ее уже догоняла новая красная бусинка. И еще одна, и еще…
Вновь запел ситар. Гитары. Барабаны. Голос…
Выронив пустую бутылку виски, Ава закрыла глаза и упала в обморок.
[1] «Волшебница Шалот» Альфреда Теннисона. Перевод К. Бальмонта.
[2] Одно из имен Пола Атрейдеса, главного героя первых трех романов саги «Хроники Дюны» Фрэнка Герберта.
[3] Западная Петля (West Loop) — бывший промышленный район к западу от даунтауна Чикаго. Ныне здания заводов и складов района переоборудованы под рестораны, бутики, художественные галереи, лофты и т. д.
[4] «Paint it, black» группы The Rolling Stones.
Глава 12. «До того, как встретила тебя.»
У котов есть такое свойство: стоит им появиться в доме, как оказывается, что они были здесь всегда — даже если час назад никаких котов у вас не было.
(с) Терри Пратчетт.
— Меня нашла Эмма. Когда мы созванивались в последний раз, она взяла с меня слово, что я перезвоню в любом случае, вне зависимости от того, столкнусь с Чарльзом или нет. Но я так и не перезвонила, в приступе ярости напрочь позабыв о своем обещании. Эмма весь вечер ждала у телефона и, зная меня, порядком перенервничала. Она пыталась дозвониться, но ей, естественно, никто не мог ответить. Тогда она послала все к черту и, несмотря на поздний час, отправилась ко мне. К счастью, у нее был запасной ключ от моего дома. Я взяла в привычку отдавать ей дубликат после того, как как-то раз потеряла ключи от предыдущей квартиры, а Чарльз тогда уехал в другой город по делам. Она боялась, что не в силах справиться с разрывом, я сделаю с собой что-нибудь страшное. Что ж, сестра оказалась права.
Она ужасно испугалась, когда обнаружила меня лежащей последи разгромленной квартиры с кровью на лице и руках, и незамедлительно вызвала скорую. К моменту их приезда я уже пришла в себя и, вспомнив, что натворила, ударилась в панику. Меня сковала осознание того, что я сама, по собственному желанию разбила голову об зеркало. Кровь залила мне лицо и страшно болела голова. Мне казалось, что острый осколок застрял у меня в черепе и я умру. Меня жутко перетрясло.
Но должно быть я родилась в рубашке, потому что даже в тот раз отделалась в основном испугом. Осколок зеркала вспорол мне кожу на голове, чуть выше линии роста волос, но царапина оказалась поверхностной, не больше сантиметра. Да и крови не было так много, как мне со страху показалось. Моим рукам от разбитого стекла досталось куда больше, да и то ранки были не настолько значительными, чтобы ставить швы. Фельдшер вколол мне успокоительное, обработал и перевязал порезы, посоветовал обратиться за консультацией к психологу и был таков. Мы с сестрой остались одни и весь остаток ночи просидели вдвоем на диване. Я вцепилась в утешающую меня сестру мертвой хваткой и боялась заснуть. Меня всю сковало от страха. Мне чудилось, что царапина на моей голове на самом деле серьезная рана и мне ни в коем случае нельзя засыпать, иначе случить непоправимое.
В итоге Эмме все-таки удалось меня успокоить, убаюкать и я уснула прямо на диване. Царапина за время моего сна так и осталась просто царапиной и впоследствии затянулась меньше, чем за неделю. Даже шрама не осталось. Но меня еще долгое время мучил затаенный ужас от содеянного. Как бы я ни издевалась над собой в бытность подростком, что бы не позволяла делать с собой другим, мне в голову не могло прийти, что я могу подойти так близко к краю. А если бы осколок зеркала действительно застрял у меня в голове? А что если бы я изуродовала себе лицо?
Но страшнее всего мне было от осознания того, что я в принципе смогла сделать нечто подобное. А значит могу совершить вещи гораздо хуже. Из-за любви ли, из-за ненависти… Все равно. Когда иные поступки пересекают грань, причины становятся уже не важны.
— Почему ты раньше мне об этом ничего не рассказывала?
Ава рассеянно моргнула и посмотрела на Роберта. Неловкое чувство шепнуло ей, что она так глубоко погрузилась в воспоминания о былой трагедии, что совсем забыла о присутствии Рида, даром, что мужчина слушал очень внимательно и впервые за долгое время перебил Хейз.
Он смотрел на нее крайне серьезно, даже немного холодно, но Аву его взгляд совсем не задел. Она прекрасно понимала его реакцию. После всего того, что они вместе пережили, и через какие тернии прошли, стремясь сблизиться друг с другом… Но она никогда ни разу не рассказывала ему о том, что сделала с собой после разрыва с Чарльзом. Молчало и ее тело: даже если бы и остался шрам, то его бы вряд ли можно было разглядеть под такими густыми волосами, как у Авы.
Помолчав немного, девушка вновь задумчиво посмотрела в сторону. В голове все еще роились неприятные воспоминания и тот ужас, который Хейз старательно пыталась загнать в самые темные глубины памяти, вновь дал о себе знать. Она так не хотела больше никогда думать о произошедшем, но в то же время сердцем всегда знала, что не сможет никогда до конца успокоиться, если никому никогда не расскажет о том, что сделала с собой. Даже если Роберта, — первого человека, который услышал ее тайну, — ее откровения оттолкнут и охладят.
— То, что я сделала, не имеет никакого отношения к Теме, — тихо и к собственному удивлению очень спокойно ответила Ава. — О таких вещах случайно в разговоре слово не обронишь, да и не хотела лишний раз вспоминать. Страшно. Когда я себе лезвием вдоль запястья полоснула, то была случайность. А с зеркалом…
— Ты была пьяна, — напомнил Роберт.
— Ну и что? — пожала плечами Хейз. — Я себе в алкоголе не отказываю, но и на трезвую голову могу выкинуть что угодно. И кто знает, чем в итоге моя очередная выходка может закончиться.
— Не драматизируй, — заметно смягчив тон, произнес Рид и привлек девушку к себе. Ава устало подалась ему навстречу и позволила себя обнять. Мрачные картины прошлого постепенно блекли и возвращались обратно в закрома памяти, но легче от этого на душе не становилось.