Удар. Самый первой. Самый болезненный и страшный.
Широко распахнув глаза, Ава чуть было не взывала и со всей силы закусила стек.
Подумать только, он всего лишь ударил ее ладонью по заднице, а она так себя накрутила, что среагировала, словно ее саданули кнутом. Ее бурная реакция не осталась незамеченной — Роберт не спешил бить дальше и терпеливо дожидался, пока девушка будет готова продолжать. Кончики его пальцев слегка прикасались к ее ягодице, прямо на месте первого шлепка. Шумно выдохнув через нос, Ава вновь покорно опустила голову и приготовилась к продолжению процедуры.
Последовал второй удар. Затем третий. Четвертый, пятый… Когда перевалило за второй десяток, Ава сбилась и перестала считать. Роберт бил ее поочередно по обеим ягодицам, каждый раз меняя направление удара и не жалея сил. Но Ава терпеливо сносила побои. Как несмышленой собаке, ей наглядно демонстрировали, кто теперь ее новый Хозяин и кого она впредь будет слушаться, и у нее не было даже мысли противиться. Она кусала древко стека, впивалась ногтями в обивку, старалась дышать глубоко и ровно, но терпела. И чувствовал, как мало-помалу уходит былой страх и внутри разливается приятное возбуждение…
Роберт остановился и мягко погладил ее заалевшие ягодицы, успокаивая и давая Аве время перевести дух. Девушка тяжело выдохнула через нос и с трудом сглотнула слюну. Задница горела, но сессия только началась и дальше будет только хуже. И приятнее.
Выдержав короткую паузу, Рид взял со столика паддл и крайне чувствительно ударил им рабыню по попе. На этот раз Ава не сдержалась и сдавленно застонала. Да, конечно, когда-то ее били и более суровыми девайсами, на фоне которых кожаная шлепалка смотрелась совсем безобидной, но с тех пор прошло так много времени, что она успела заметно отвыкнуть. Ощущения были такими яркими, такими мощными, словно ее били в первый раз в жизни и только разум подсказывал, что ничего в сущности действительного страшного и дикого с ней не делают. Так что она взяла себя в руки и полностью отдалась пытке. Четкий ритм ударов и лившейся со стороны музыки помогал настроиться на нужный лад и погрузиться в собственные ощущения. Через каждые несколько ударов Рид делал короткий секундный перерыв, но когда снова преступал к порке, Ава уже не вскрикивала и не пыталась инстинктивно уйти в сторону. Она привыкла, потихоньку начала осваиваться и боль для нее постепенно превращалась в блаженство…
Неожиданно Роберт убрал паддл и с такой силой сжал задницу рабыни, что Ава сдавленно завыла сквозь зажатый во рту стек и невольно дернулась вперед. Но Рид не позволил ей далеко отпрянуть. Впившись пальцами в разгоряченную нежную плоть, он слегка повернул запястье и потянул на себя. Из глаз Авы брызнули слезы. Но, едва не срывая ногти об тахту и оставляя на ее обивке глубокие следы, она все же продолжала терпеть. Столько, сколько понадобится.
Наконец-то Роберт ее отпустил. Ава тяжело сглотнула и перевела дух. Ноги и руки ее устали от напряжения и ей страшно хотелось повалиться на тахту, а то и прямо на пол. Но до тех пор, пока не последовало должного приказа, она оставалась стоять в прежней позе и глубоко дышала. Не обращая на ее страдания особого внимания, Рид положил паддл обратно на стол и взял наручи. Молча надел их на запястья Авы, тщательно проверил и только тогда позволил ей прилечь.
— Ляг животом на тахту, — приказал он, покровительственно положив ладонь ей на спину. Ава повиновалась и вцепилась руками в высокие ребра тахты. Роберт прицепил к кольцу одного из наручей широкую короткую цепь, перекинул ее под сидением и соединил со вторым. Теперь Ава не могла толком вскинуть руки, чтобы машинально прикрыться от ударов, — цепь упиралась в низ тахты и сильно сковывала движения. Пока Ава привыкала к наручам, Роберт надел на нее щиколотки поножи и плотно соединил их вместе. Дабы перестраховаться он так же крепко привязал ее бедра к ножкам тахты веревкой. Проверил узлы и поднялся на ноги. На какую-то секунду Ава напряженно замерла, когда Рид легко провел кончиками пальцев вдоль ее спины. Ведь Хозяин вовсе не старался ее успокоить и приласкать. Он ее оценивал.
Убрав руку, Роберт вернулся к замолкшему проигрывателю и перевернул пластинку на другую сторону. Заиграла новая мелодия. Рид встал сбоку от Авы. Крепко стиснув стек зубами и вцепившись ногтями в обивку, девушка приготовилась к новой пытке.
Первым в ход пошел самый мягкий из флоггеров. Боль оказалась не сильная, но все же она была, и волей-неволей Ава крепко зажмурила глаза. Рид бил ее хлесткими ударами то по спине, то по попе, да так ловко и быстро, что у нее не осталось ни единого сомнения в его мастерстве. Он и вправду весьма неплохо умел обращаться с ударными девайсами и точно знал, куда и с какой силой следует бить.
Хорошенько разогрев кожу рабыни, Роберт сменил флоггер на другой, более жесткий, и повторил предыдущие действия. Ава вздрагивала под его ударами и вся взмокла от напряжения. Кусала стек и невольно натягивала глухо позвякивающую цепь. Боль превратилась в один нескончаемый бурный поток, выбраться из которого не представлялось никакой возможности. Но все же она была легче, чем та, которая пришла от удара кнута или трости, и казалась почти приятной. Странная и непонятная другим ласка…
Второй флоггер отправился обратно на стол и в ход пошла семихвостка. Удары стали жестче и суровее. Боль — ярче и сильнее. Она заполнила собой все. Хвосты свистели в воздухе, и Ава уже не в силах была скрывать страдания и сдавленно поскуливала в унисон. По ее лицу стекал пот и на щеках смешивался с горькими слезами. И в то же самое время внутри, внизу, между ее ног растекалось божественное тепло, почти жар…
Пытка закончилась последним и самым сильным ударом. Все семь хвостов одновременно опустились на спину девушки и тут же исчезли. Поняв, что пока все, Ава с шумом выдохнула и устало уперлась в тахту горячим лбом. Она тяжело дышала, и руки ее едва не сводило от напряжения. Но долго ей прохлаждаться не дали, и Ава почувствовала, как к ее спине прижали серебряную монету. По контрасту с измученной и изрядно покрасневшей кожей монета казалась холодной, но ощущать ее было все же крайне неприятно. И особенно когда Рид перевернул ее ребром.
Медленно, явно получая от каждой секунды чужих страданий наслаждение, Роберт повел острым уголком вдоль спины девушки. Ава едва не взвыла. Мука казалась просто непереносимой — так больно царапать и без того истерзанную кожу, всю красную как после солнечного ожога… Но по-настоящему Ава оценила пытку, когда Рид резко скользнул ребром монеты по нежной плоти. Такой отвратительной и мерзкой боли девушка в своей жизни еще не помнила. Процедура повторилась несколько раз, и каждый раз Аве казалось, что она вот-вот перекусит древко стека. Какое же райское наслаждение она испытала, услышав, как монета звонко упала обратно на стол. Расслабленно выдохнув, девушка уронила голову на тахту и, смаргивая соленые слезы, страдальчески закрыла глаза.
Неожиданно рука Хозяина легла на ее затылок. Господин ласково провел по ее волосам, приободряя свою измученную рабыню. Почти инстинктивно Ава подняла голову, и в ту же секунду к ее лбу прикоснулся стакан со льдом. Едва не растаяв от блаженства, девушка чуть подалась вперед и прижалась лицом к спасительной прохладе. Позволив ей немного понежиться, Роберт убрал стакан и вновь отошел. Достал кубик льда, прикоснулся им к спине рабыни и немного поводил по разгоряченной коже. Ощущение были на стыке боли и удовольствия, но все же немного остужали то жуткое пламя, которое захватило тело Авы.
Льдинка почти растаяла, когда Роберт провел ей по алым от ударов ягодицам девушки. От его прикосновений Ава совсем разомлела, но небольшая пауза быстро закончилась. Отставив стакан, Роберт вернулся к замолкшему проигрывателю. Уже точно зная, что произойдет дальше, Ава вскинулась, подобралась и замерла в ожидании продолжения. Рид не заставил долго себя ждать.
Зазвучала первая сторона пластинки, и начался второй подход. Процедура в точности повторила предыдущую: сначала один флоггер, затем второй, а после него жалящая как змея семихвостка. Ко второму разу Ава наконец-то освоилась окончательно и вспомнила весь свой предыдущий опыт. Удары Рида стали еще сильнее и быстрее, но она держалась, полностью погрузившись в ощущения от прикосновения плетей. Она уже не разбирала, где заканчивается боль и начинается удовольствие — они смешались между собой, стерев любые границы. Они высасывали из Авы все ее силы и терпение, но она не старалась отрешиться от них, не зажималась и отдавалась им без остатка, жалобно поскуливая, как несчастная собачонка, и в тоже время блаженствуя от жалящих ударов. И только мутное и неясное, засевшее где-то глубоко, как какая-то противная заноза, чувство вины не давало ей расслабиться полностью и до самого конца прочувствовать нахлынувшее возбуждение и эйфорию.