Позволительно, однако, спросить себя, почему человек посвященный и ясновидящий, как Хаусхофер, мог так по-ребячьи обмануться, когда Гесс привел к нему безвестного ефрейтора. И как он не сумел предвидеть, по какому пути пойдет тот в своем кровавом будущем.
Поэтому я склоняюсь к мысли, что Хаусхофер действительно был орудием Демона и что Гитлер был просто его медиумом, но чудовищным медиумом. Оккультизм учит нас, что, подписав договор с силами Зла и привлекши их на свою сторону, члены группы могут действовать через Мага, который в свой черед действует через медиума. Был ли Гитлер медиумом этой зловещей секты?
Если генерал Хаусхофер не был Черным Магом, почему он воспользовался подобной личностью как своим медиумом? Нельзя поверить, что он не увидел и не предвидел его демонического характера. Или же, если и увидел, то не сумел с ним справиться.
Когда могущество гитлеризма пало, члены тайного общества рассеялись по всему свету. Не только секта Хаусхофера, но и другие, вроде возглавляемой полковником Сьевесом. Секты эти между собой связаны некой суперсекретной иерархией, но также возможно, что они меж собой воюют. Почему силы Зла должны придерживаться монистических взглядов? Рассеявшись после войны, многие сектанты прибыли на подводных лодках к патагонским берегам, как Эйхман и Менгеле, но мы ничего не знаем о других более таинственных личностях. Итак, вполне возможно, что Шнайдер один из них, в таком случае графиня может быть его медиумом. Хотя его отец также был казнен нацистами, не будем забывать, что даже сын Хаусхофера был нацистом. Как я вам только что сказал, нечего искать последовательности в дьявольской силе, последовательность присуща светлому знанию и, в особенности, его высшему проявлению — математике. Демоническая сила, как я полагаю, плюралистична и двусмысленна.
И это, Бруно, самое страшное.
На этой листовкеМарсело видел только имя своего отца, хотя оно было напечатано не такими броскими буквами, как другие разоблаченные адвокаты треста — например, Кригер Васена; фамилия отца терялась среди них. Но он видел только одно: «Д-р Хуан Баутиста Карранса Пас».
Марсело направился домой, но идти было трудно: приходилось брести по грязи с тяжелым и мерзостным грузом — фотоснимками первого причастия и обрывками аргентинского флага. Он пытался думать, однако и мысли словно блуждали в темноте среди свалки и мусорных баков. Ему все же удалось сформулировать одну мысль: возможно, это труднейшее задание — всего лишь задание жить. (Позже он спросит себя — «всего лишь?»)
Вблизи площади Гранд-Бург он сделал передышку. Прилег на газон, поглядел на дом генерала Сан-Мартина и вспомнил школьную гравюру: генерал во Франции, седой, старый, сидит, задумавшись, над его головой дымка, а в ней Андский перевал, сражение.
За Автомобильным клубом и над ним темнело. День близился к своей гибели — в воздухе словно бы витало ожидание конца света, но не катастрофического, а мирного. Зато всеобъемлющего, планетарного. Сонм неизбежных трупов, жаждущие спасения люди в клинике знаменитого онколога застыли в молчании, без особых надежд, но еще живые, пусть дыхание жизни едва заметно.
Потом он возобновил свой трудный путь. Придя домой, поднялся в лифте и вошел в свою комнату с черного хода. Сел на кровать, прислушался к голосам собравшихся гостей. Сколько исполнилось его матери? Внезапно, сам не зная почему, подумал о ней с нежностью, о ее кроссвордах, о ее головушке, заполненной реками Малой Азии, кишечнополостными из четырех букв и любовью к своим детям, пусть неразумной и рассеянной: она ласкает Бебу, принимая ее за Сильвину, а Сильвину, принимая за Мабель. И путаница имен, фамилий, профессий…
Почему он подумал о матери, а не об отце?
В комнате почти совсем стемнело. На стене были едва видны фотографии Мигеля Эрнандеса[62] анфас, маска Рильке, Тракль[63] в военной форме, портрет Мачадо[64], полуголый Гевара с откинутой назад головой, созерцающий человечество открытыми глазами, «Пьета» Микеланджело с телом Христа на коленях Матери, и у него голова откинута назад.
Взгляд Марсело остановился на маске Рильке, этого реакционера, презрительно говорил Араухо. Верно ли это? Рильке всегда был в смятении. По крайней мере за это его упрекал Араухо. Можно ли восхищаться и Мигелем Эрнандесом, и Рильке?
Рассеянным взором окинул он свою детскую библиотеку: Жюль Верн, «Путешествие к центру Земли», «Двадцать тысяч лье под водой». Внезапная боль пронзила грудь, пришлось лечь.
Коктейль