– Куда, например?
– Кто сказал, что проникновение носит односторонний характер?
– В смысле?
– В смысле – туда. А почему не оттуда? Ты полагаешь, там только деревья растут?
– Хочешь сказать – там водятся наши двойники?
– Почему обязательно двойники? Но кто-то водится, должно быть. Слышал про местные мегалиты?
– Про камни, которых никто не видел?
– Неправда. Видели многие. На озере есть островок. Сейчас там только щебень да кусты. Но еще в тридцатые годы записаны рассказы аборигенов о гигантских камнях на том острове. Позже туда ездил один художник. Он оставил описание и рисунки. Несколько огромных каменных арок, как в Стоунхендже, только размерами поскромней. Арки образуют анфиладу. У входа в нее заостренный каменный кол, а у другого конца – огромное каменное корыто, вытесанное из целой глыбы. Похоже на колыбель. Или саркофаг без крышки. Все это изрисовано какими-то письменами. Об этом, между прочим, есть упоминания и в научной литературе. Только сперва исследовать было недосуг – врагов народа ловили и делали из них зэков, чтоб Пионерск строили. Потом война. Потом покорение природы. В шестидесятых на том острове щебень стали добывать. Заодно и мегалиты извели в щебенку. На кой они кому нужны, когда кругом такие свершения?! Люди помнят: там еще долго поломанные плиты валялись, но со временем и их не стало. Позже по рисункам пытались расшифровать неизвестное письмо. Даже санскрит приплели, но так и не поняли, кто, когда и для чего на острове строил. Аборигены никаких каменных сооружений не делали, пришлые тоже ничего подобного после себя не оставляли. Но, поскольку памятника больше нет, возник классический вопрос: а был ли мальчик? Проще думать, что не было.
– Ясно, куда ты клонишь.
– Чего же тут неясного? Мегалиты построили чужаки, но не из тридевятого царства…
– …а из-за сдвига!
– Вот именно. Охотники говорят, что в тайге и другие такие камни есть. Раньше научный мир всерьез эти слухи не принимал. Я еще в университете слышал про этот феномен. А заодно и мнения по сему поводу наших корифеев… А теперь на экспедиции денег нет. Вот тебе и Аваллон.
– Со смертельно раненными лосями мы с тобой разобрались, – тихо сказал Рязанцев. – Как думаешь, а смертельно-больные журналисты имеют шанс обрести исцеление?
Когда до Павлова дошел смысл вопроса, он вздохнул.
– Потерпи, скоро кореец вернется. И прекрати себя хоронить.
– Давай прогуляемся по тому зимнику.
– Ну, не знаю…
– Это так сложно?
– Но ты же сам должен понимать…
– Я все прекрасно понимаю. Мы просто прогуляемся. Я же не могу не взглянуть на местную достопримечательность!
– Да нет там ничего примечательного! Ну, обычно нет…
– В Аризонской пустыне, в Зоне Сорок Девять, тоже ничего нет. Кроме слухов, что там когда-то разбился энэло. Но туристы толпами валят и за погляд этого ничего выкладывают бабки. Я здесь тоже турист. Могу оплатить услуги гида.
– Со мной расплачиваться – даже у твоей Лариски денег не хватит! – проворчал егерь. – Ладно, какие проблемы, на днях сходим. Спать давай.
11
Рязанцев сам толком не понимал, отчего поверил приятелю. Павлов не станет кривляться. Взять хотя бы разговор под медовуху. Понимал же, что рискует нарваться на ссору. Но, что думал, то и вывалил. Николай не верил в чудеса. Но не хотелось верить и в то, что приятель просто по сей день ищет объяснения почудившемуся за порогом клинической смерти. Потому что всякой веры и надежды в душе у Рязанцева с каждым днем оставалось все меньше.
Поход на зимник откладывался. Павлов мотался по своим делам, Николай большей частью просиживал в избе над пустыми страницами блокнота, потирая саднящие виски. К скользкой теме они больше не возвращались.
Однажды вечером егерь, вернувшись домой, с грохотом скинул рюкзак, бухнул прикладом карабина в пол и сердито затопал по горнице.
– Ты чего? – спросил Рязанцев.
Владимир проворчал что-то невразумительное, но усевшись за стол, объяснил:
– Помнишь тех ребят, у которых мы на дороге карабин отобрали?
– Конечно.
– Так вот, они здесь все крутятся, все примериваются, как бы вырубить, что до них еще не успели.
– Чего ты неприятностей ищешь? Есть лесхоз, пусть у него голова болит.