– Совет уже ждет вас. Поспешим.
– Алексис, мы… – неуверенно начала Малиновская, попутно пытаясь угадать, как много из всего произошедшего известно конкретно ему.
– Не передо мною вам сегодня держать ответ, – лицо Алексиса оставалось непроницаемым. – Я всего лишь страж Вечной Крепости. Идемте.
«Он все знает» – пронеслось у Маши в голове. Ей отчего-то стало немного неловко, как будто это она – главная виновница всего произошедшего.
Вынужденно оставив Пончика снаружи, которая грустно глядела им вслед, они пошли по прекрасным галереям и залам, гадая о том, что может ожидать их на Совете. Понятно было, что им предстоит обсуждение всех подробностей того, что произошло в ту злополучную новогоднюю ночь, но вот в каком контексте будет построена предстоящая беседа и во что все это может вылиться – большой вопрос.
Мария задумчиво шагала по белоснежным мраморным плитам, устилавшим пол – без инородным вкраплений и трещин, они были такими же идеально-белыми, как и хрустящий, искрящийся снег под её ногами в парке, пока она вместе с друзьями не миновала знакомый Портал, вступив в вечное лето и оставив зиму позади. Маша редко посещала именно эту галерею в последние месяцы, потому что по ней можно было попасть лишь в одно место – Чертоги Маханаксара, а после их посвящения в бессмертные ей больше ни разу не довелось побывать в этом странном зале, – обители загадочных фантомов и таинственных духов.
Малиновская, видя, что все её друзья не намерены общаться, и погрузились в напряженное молчание, старалась самостоятельно отвлечься от мрачных мыслей и начала разглядывать величественные белые скульптуры, мимо которых они проходили. Расставленные меж могучих малахитовых колонн, высеченных в виде древесных стволов, сегодня они отчего-то выглядели совсем иначе: возможно, это была всего лишь странная игра света на холодном камне, но лица застывших навеки изваяний теперь казались мрачными и неприветливыми. Огромные тканые гобелены на стенах будто бы поглощали даже тот немногочисленный свет, что проникал в галерею сквозь узкие своды окон-витражей. Большинство цветных стеклышек дварфы в них уже заменили – по давнему распоряжению Антона, – и теперь были заняты тем, что разбирали строительные леса.
Наконец друзья, следуя за Алексисом, дошли до трех больших фонтанов с ледяною водой – это означало, что они достигли дверей в Чертоги Судьбы. Алексис остановился, встав у входа в зал, и, кивнув на Антона, непререкаемо произнёс:
– Внутрь отправится только он.
Естественно, последовал бурный взрыв негодования.
– Почему это? – первой возмутилась Малиновская. – Мы – Авалон, и нас нельзя разделять! Что это за самоуправство такое?
– Так нечестно! – поддержала её Настасья. – Я, как и остальные, ничуть не боюсь оказаться в этом зале и предстать перед Советом, не хочу уходить от ответственности. Если уж так подумать, то из всех здесь присутствующих я, быть может, более других виновна в случившемся. Так отчего же я не имею права попасть внутрь? Я могла бы рассказать Совету все в подробностях, если они того пожелают.
Семён, молчавший все это время, похоже, даже немного обрадовался такому повороту событий, он был явно напуган предстоящим «допросом» и едва заметно побледнел. Слава, глядя на него, слегка улыбнулся лишь самыми уголками губ, а потом сказал:
– И всё-таки это несправедливо. Я считаю – отвечать должны все.
Но Алексиса не так-то просто было переубедить.
– Сильфида и Флавиус, – сказал он, – Уходя, оставили взамен себя двух Главных. И коли один из них в бегах – отвечать придется второму. – он распахнул двери, пропуская Антона в чертог, но при этом загораживая своей могучей спиной вход для всех остальных.
– Все в порядке, – Антон несколько виновато взглянул на остающихся снаружи друзей, и безропотно проследовал внутрь.
– Кроме того, – Алексис повысил голос, видя, что Малиновская вновь хочет ему что-то возразить, – так хочет Совет, а его решение – закон.
Мария вздохнула, и вяло махнула рукой – мол, что толку спорить. Остальным тоже пришлось смириться – в самом деле, не прорываться же туда силой.
Прежде, чем Алексис захлопнул массивные створы, они ещё успели разглядеть напоследок своего друга, медленно идущего к центру зала по изжелта-бурому песку, которым был устлан пол, да серые стены с позолоченными чашами вдоль них, над которыми уже начали клубиться мириады серебристо-серых пылинок – фантомы почувствовали, что тот, кого они ожидали, явился, и начали обретать свою зримую форму.
В галерее какое-то время ещё продолжало гулять гулкое эхо от затворившихся дверей – а потом наступила тишина. Потекли долгие, томительные минуты ожидания. Маша робко присела на краешек одного из фонтанов и окунула руку в ледяную струю – стало очень холодно, но ей сейчас было совершенно все равно; хотелось ощущать хотя бы что-нибудь, чтобы быть уверенной наверняка, что она все ещё не утратила способности чувства и рефлекса. Казалось, само время стало каким-то неприятным, тягучим, и никак не хотело заканчиваться это продолжительное ощущение того, как будто бы её окружал не воздух, а густое желе.
Все её друзья разбрелись в разные стороны, гадая, что же именно сейчас происходит за закрытыми створами. Настасья поначалу какое-то время нелепо толклась у двери, но потом, видимо, поняла, что ничего расслышать ей все равно не удастся, и начала просто бродить по галерее, наворачивая круги вокруг фонтанов. На Машино предложение успокоиться и посидеть рядом с нею она ответила отказом:
– Когда я двигаюсь, у меня создается хоть какое-то ощущение деятельности. Иначе я начинаю чувствовать себя беспомощной, – нервно сказала она.
Слава и Семен отошли к окну и негромко о чем-то переговаривались, а Татьяна все никак не могла успокоиться по поводу того, что их не пустили внутрь, почему-то обвиняя при этом Бирюка. Сам Вова сидел с выражением покорности судьбе, ничего не отвечая, но слушая, или делая вид, что слушает.
Ожидание начинало затягиваться, и стало казаться, что они сидят здесь уже целую вечность. С одной стороны, конечно, было понятно, что Антона там вряд ли пытают за чужие проступки, но ему наверняка приходится отвечать на целую кучу неудобных вопросов, на которые, на самом-то деле, ещё и неизвестно как нужно отвечать. И лучшим ли выходом в этой непростой ситуации было бы где-то соврать, а где-то – рассказать всю правду? Опять же, – если Антон слукавит – способны ли будут сами фантомы распознать его ложь? Ведь они видят все и всех буквально насквозь. Да уж, задача не из легких. Или вот ещё интересно: будет ли Авалон в целом подвергнут какому-нибудь наказанию за случившееся, или все бремя вины духи чертога целиком и полностью возложат на плечи Евгения? Тут определенно есть над чем подумать…
Прошло немногим чуть более часа, прежде чем тишину галереи нарушил протяжный скрежет распахнувшихся настежь дверей – и появился Антон. Он выглядел очень уставшим и слегка рассерженным. С его возвращением царившая в воздухе сонливость мгновенно испарилась, и все тут же бросились к нему навстречу с расспросами.
– Все на самом деле довольно скверно. – немного тише, чем обычно, произнёс Антон. – Они требуют, чтобы мы нашли Евгения и привели его на суд.
– На какой ещё суд? – Настасья спросила это так быстро, что её слова прозвучали слегка невнятно.
В этот момент следом из зала вышел Алексис и начал неторопливо закрывать плохо слушающиеся двери – снова раздались скрипы и стенания петлей, явно нуждавшихся в смазке.
Антон тяжело вздохнул и сказал:
– Я вас всех очень прошу – давайте где-нибудь сядем, и тогда я расскажу вам все по порядку. Не хочется обсуждать такие вещи вот так просто, стоя посреди коридора. А то я и так там слишком утомился.
Друзья согласились, и они двинулись прочь от Маханаксара. Алексис, затворив створы чертога и снова заступив на свое дежурство, задумчиво глядел им вслед. По выражению его лица совершенно невозможно было понять, о чем он думает, как, впрочем, и всегда.