— Как ты думаешь, Жене понравится? — Настя вытащила из кучи разнообразного барахла, наваленного в металлические лотки, статуэтку в виде огнедышащего дракона. — Тут всё-таки тоже огонь, вроде как одна стихия…
— Не думаю, что ему это нужно, — Малиновская не могла удержаться, чтобы что-нибудь не ляпнуть. — У него уже есть прекрасная, замечательная, просто изумительная корона. Полагаю, больше ему для счастья ничего не требуется.
— Ну, Маш, перестань! — немного недовольно отозвалась Настасья, бросая статуэтку обратно в кучу и снова начиная там копаться.
— Я тут слышала, — Маша задумчиво разглядывала красивую открытку с оленем, посыпанную блестками. — Как дварфы между собою называют его «углудук». Это значит — «тиран». Все-таки они всё видят и всё примечают…
— Я сейчас на тебя обижусь!
Малиновская перестала рассматривать открытку и перевела взгляд на подругу — Настя стояла, уперев руки в бока, и негодующе смотрела на неё.
— Всё-всё, я молчу, — Машка махнула рукой, а про себя подумала: — Ну вас всех к чёрту! Разбирайтесь сами в своем болоте!
Спустя примерно час они покинули магазин, нагруженные разнообразными подарками: Маша выбрала маме плед зеленого цвета, открытку, и вдобавок прикупила ещё ёлочных шариков и кучу всякой разноцветной мишуры для украшения квартиры. Настя же остановила свой выбор на небольшой репродукции с видом извергающегося вулкана, а также красивой ручке с золотым тиснением, на которой было выгравировано: Евгений. Все вроде-бы остались довольны.
Мария стояла на заснеженном перроне, задумчиво глядя вслед уходящему поезду. Снежный буран неистово трепал полы её тёмно-фиолетового плаща, и сейчас она ощущала себя героиней какого-нибудь прекрасного романа века эдак девятнадцатого: отважная жена декабриста, терпящая холод и голод, отправившаяся во след за своим мужем в ссылку, чтобы разделить вместе с ним все тяготы и лишения суровой жизни в сибирской тайге. Декабристы… или это было не в девятнадцатом веке? Сейчас она не могла толком припомнить.
Сильный ветер пытался размотать её разноцветный шарф и сорвать шапку, а снег, оседая на длинных ресницах, совершенно залепил глаза, мешая смотреть и думать. Вот тебе и тридцать первое декабря!
Утром она уже успела поздравить маму с Новым годом, вручив ей открытку с шерстяным пледом и сообщив, что этот праздник она будет встречать вместе со своими друзьями — на даче у Бирюка. Ольга Александровна, конечно, как и всякая мама, чуточку расстроилась, но виду не подала: в эту новогоднюю ночь одна она тоже не оставалась, решив проведать бабушку с дедушкой, поэтому отпустила дочку со спокойной душой. Пусть уж лучше побудет и повеселится в компании своих сверстников, чем будет томиться и скучать среди нас, взрослых, чьи темы для разговоров ей, разумеется, будут совсем не интересны, — подумала Ольга Александровна, — тем более, что Бирюка, как и всех остальных, она прекрасно знала, так что особенного «промывания мозгов», как называла это про себя Малиновская, устраивать не стала. Предупредила только, чтобы дочка была предельно бдительна и строго следила за количеством выпитого алкоголя.
— Знаю, что без него не обойдётся, и глупо было бы что-либо запрещать, потому как я всё равно не смогу этого проконтролировать, — сказала мама. — Но ты девушка взрослая, и в состоянии контролировать себя сама. Так что попрошу без крайностей, и — удачи! — и она на прощание расцеловала Машу в обе щеки.
Маша в ответ лишь тихонько хмыкнула — ей тут, можно сказать, доверили в руки судьбы мира, а мама волнуется из-за пары лишних бокалов шампанского. Но ей ведь этого не объяснишь! Конечно, из напитков там наверняка будет и кое-что покрепче, но всё это она оставит для парней — всё-таки мама права, и ей для поддержания хорошего настроения вполне хватит и традиционного новогоднего напитка.
Так как Москва по уже давно сложившейся традиции намертво встала в предновогодних пробках, до Вовиной дачи в Люберцах решено было добираться на электричке — так выходило гораздо быстрее, а, кроме того, дом, в котором им предстояло отмечать Новый год (а заодно и прошедшее вчера день рождения Бирюка) находился в десяти минутах неспешной ходьбы от железнодорожной платформы. Поэтому сейчас Малиновская в компании Настасьи, Славы, Семёна и Жени стояла на холодном, продуваемом всеми ветрами перроне в ожидании своей электрички. Грязно-зелёный навес над головой немного защищал от снежного бурана, но не слишком сильно для того, чтобы можно было чувствовать себя комфортно. До прибытия их поезда оставалось минут пять, не больше.