Когда со времени их прибытия в институт прошло уже не менее полутора часов, а вопросы от «особо умных» студентов все никак не заканчивались, Маша окончательно устала и начала думать, чем бы ещё таким интересным себя занять. Томясь, она постоянно ерзала на стуле, пока, наконец, Настасья, до этого хранившая молчание, не шепнула ей:
— Да хватит уже вертеться! Ты чего?
— Мне надоело. Я хочу домой. Зачем мы вообще приперлись на эту консультацию? — вздохнула Маша.
— Ну, мы вроде как пытаемся произвести хорошее впечатление, понимаешь? Преподаватель запомнит наши лица, что мы с тобой сегодня присутствовали, и потом поставит нам на экзамене оценки повыше.
— Надо же, какая интересная, ничем не подтвержденная теория, — пробурчала Малиновская, роняя ручку и ныряя за ней под стол. Настя снисходительно слушала, как её подруга продолжает что-то бубнить под столом, а когда Малиновская снова появилась в поле зрения, слегка растрепанная, то сказала: — Да и кому они теперь вообще нужны, эти оценки. Мы ведь теперь… ну, ты поняла.
— Мы все равно не можем бросить институт сейчас, — напомнила ей Настя, — у нас только второй курс. Куда нас с такими знаниями на работу возьмут? Листовки у метро раздавать? Уж лучше потерпеть сейчас.
Малиновская подумала, что работа, возможно, в их сегодняшнем положении тоже пока находится под вопросом — неизвестно ведь, как много времени в будущем будет отнимать то, чем они сейчас занимаются. Хотя, с другой стороны, им все равно необходимо что-то есть, не говоря уже о других прекрасных благах цивилизации, поэтому им, в любом случае, необходимы деньги. А откуда же они возьмутся без работы? Поразмыслив, она пришла к выводу, что подруга в какой-то мере права.
— Хорошо вот Антону с Евгеном, — сказала она через пару минут. — У них уже пятый курс. Почти финишная прямая. У Антона, кажется, уже половина диплома готова. Шустрый какой, да? Кстати, Евген так и не появился? — добавила Маша как бы между прочим.
Настасья помедлила с ответом, потому что преподаватель в упор уставился на них — очевидно, они забылись и начали разговаривать слишком громко. Когда он, наконец, от них отвернулся, она сказала почти шепотом:
— Нет. Телефон по-прежнему недоступен, и дверь он не открывает. Я, если честно, даже не могу понять, был ли он дома с тех пор, как все произошло. По крайней мере, свет в его окнах не горел ни разу. Ушел, так сказать, в тень…
— Где же он может быть? — недоумевала Маша. — И вообще, как долго он планирует вот так скрываться? Ему в институт надо ходить, опять же. Может, на вокзале ночует?
— Понятия не имею, — пожала плечами Настя. — Но, на мой взгляд, это было бы чересчур. Да и зачем? У него куча знакомых. Может быть, остановился у кого-нибудь в Бутово или Тушино — его там и не найдешь. Или вовсе уехал в Выксу, к своим родственникам. Из всех вариантов этот кажется мне наиболее вероятным.
Мария, слушая подругу, не могла не заметить какого-то нового, слегка отстраненного оттенка в её голосе, и потому осторожно спросила:
— А как же ваши отношения?
— Я так понимаю, что все закончилось, — прохладно констатировала Настасья и опустила голову так, что волосы закрыли её лицо.
— Ты это серьезно? — Маша придвинулась поближе, не веря своим ушам.
— Ты сама видишь — ему абсолютно на меня наплевать. Если бы я хоть что-то значила для него — он бы каким-то образом меня известил. Хотя бы написал смс, что с ним все в порядке. Но прошло уже десять дней — а от него ни слуху, ни духу. Меня просто выкинули на помойку, как ненужную более игрушку, только и всего. Ты даже представить себе не можешь: чего я уже только не передумала за эти десять дней. Если бы не папа рядом, я бы, наверное, сошла с ума. Честно. Вот только папа сегодня уезжает… и снова надолго. Что со мною будет — я не знаю.
— Мне кажется, нельзя вот так просто все взять и бросить. Понимаю, это очень сложные, я бы даже сказала, выстраданные тобой отношения, но всегда нужно давать шанс, — Маша пыталась поддержать её, как могла.
— В том-то и дело, что эти отношения нужны только мне, — вздохнула Настя. — Ему безразлично. Всегда было безразлично. Как жаль, что я только сейчас это поняла.
— Я бы так не смогла, — после небольшой паузы ответила Малиновская.
Настя подняла на неё свой печальный взгляд, и, проникновенно взглянув ей в глаза, спросила: