— Ну чего, ты там оделся? Или трусы тоже запачкал? Ха-ха! А то сейчас мы и их постира… — она вышла из ванной и остолбенела.
Взгляды Настасьи и Евгена встретились, и почти полную минуту никто из них не произносил ни слова, пока в руке Евгена медленно, но уверенно не начал разгораться огненный шар. Антон опомнился первым:
— Евген! Евген, послушай… это не то, о чем ты подумал!
Алая сфера в руке Евгения становилась все больше.
— Я всегда это знал! — процедил он сквозь зубы. — Подозревал… но не верил…
Настасья, окаменевшая, стояла с полными ужаса глазами и, казалось, не могла вымолвить ни слова. Антон, поняв, что сейчас может случиться непоправимое, вылетел вперед, встав между ним и Настей.
— Женёк, не дури! Это роковая случайность. Я согласен, это идиотская ситуация, но позволь нам хотя бы всё объяснить!
— Нечего здесь объяснять! — проговорил Евген, почти не разжимая губ. — Ты ещё ответишь за это! А сейчас отойди, — и он начал неторопливо, но решительно приближаться к Настасье.
Та лишь тихонько пискнула и, следя за Жениной рукой с пылающим в ней огнём, стала пятиться спиной к ванной.
— Посмотри на меня! — крикнул Антон Евгену. — Я докажу тебе. Поверь, тебе не нужны новые неприятности!
На мгновение их взгляды пересеклись. Какое-то время — буквально несколько секунд — они смотрели друг другу в глаза, а затем Евген, поняв, что Антон читает его мысли, взревел:
— Вон из моей головы!
Его рука с огненной сферой метнулась вперёд, Настя закричала, и Антон среагировал мгновенно: водяной шар, возникший словно из ниоткуда, вылетел наперерез. Огонь и вода столкнулись — шипение, пар, взрыв — и на обоях в прихожей образовался выжженный и мокрый одновременно кусок стены. Евген был в бешенстве — он стоял, тяжело дыша, и вздувшиеся вены на его шее стали хорошо видны.
— Вы ещё пожалеете! Вы все!
— Женя, я… — Настин голос был сейчас больше похож на эхо.
— Замолчи, шлюха! — заорал Евген, как безумный. — Ты обманывала меня! Всё это время! Ты всегда хотела только его! Но не думай, что Водяной Маг всегда будет рядом, чтобы защитить тебя! О, как ты ошибаешься! — и он, развернувшись и пинком отшвырнув попавшийся под ноги табурет, в великом гневе вылетел на лестничную клетку.
Настасья ринулась за ним. Антон попытался схватить её за руку, но не успел: она выбежала за Женей на лестницу, сама, видимо, не понимая, что делает. Оттуда разразилась новая брань и рёв:
— Осрамила меня, потаскуха! УБИРАЙСЯ ВОН!
Антон выскочил вслед за Настей, боясь, как бы Евген не решил снова атаковать, но того уже не было — лишь стремительный топот его шагов отдавался в пролетах пятого этажа. Далеко внизу хлопнула металлическая подъездная дверь — и всё стихло.
Настасья, постояв с минуту, медленно, точно её плохо слушались ноги, вернулась в квартиру. Она прошла в комнату, села на кровать и беззвучно заплакала. Сейчас она была похожа на одну из тех мраморных статуй, что стояли в величественных чертогах Нифльхейма: такая же прекрасная, бледная, неподвижная, и только стекающие по её щекам слезы говорили о том, что она — живая.
Антон возвратился вслед за ней в комнату; постоял на пороге, словно оглушенный, поднял валяющийся на полу табурет, сбитый Евгеном. Ему запоздало пришла в голову мысль, что вообще-то они должны были попытаться Женю задержать, чтобы он явился пред Советом Маханаксара. Но теперь уже слишком поздно…
Как много, оказывается, может произойти в жизни всего за несколько минут. Как многое может измениться, — измениться неизбежно и навсегда. Необратимость происходящего пугает и не дает покоя ни душе, ни сердцу.
Антон посмотрел на Настю. Та подняла на него свои заплаканные глаза, всмотрелась, а потом словно груз нечеловеческой боли придавил её вниз, и она, согнувшись, прижала ладони к лицу, испустив жалобный, полный отчаяния и безнадежности стон. Её рыдания заполонили собой пространство комнаты, и в тот же миг все стеклянные дверцы шкафов и стеллажей взорвались мириадами осколков, точно внутри них были спрятаны бомбы. Разлетелись прозрачные статуэтки на полках, разбилась хрустальная ваза на подоконнике. Лопнули кружки в серванте и расписные блюдца с тарелками — всё рвануло вдребезги.
Куски стекла, хрусталя, фарфора полетели во все стороны, разрезая и рассекая шторы, занавески, обивку диванов и кресел. Антон, едва успев отскочить, почувствовал, что пару стекляшек ранили его щёку. А Настасья, каким-то чудом невредимая, но умирающая от безысходности душевной боли, сидела посреди этого хаоса, и летающий водоворот из битого стекла, не опадая, кружился и ревел вокруг неё, вторя её стенаниям и разлетевшемуся только что, как и эти осколки, несчастному сердцу…