— Я тоже могу её охранять! — Алексис шумно вздохнул. — Для этого вовсе необязательно оставлять в Нифльхейме животное!
— Друг мой, — обратился к нему Антон, дотронувшись Алексису до плеча и посмотрев в глаза. — Я прошу тебя: пускай сегодня будет так, и Медведица останется в замке. Поверь мне — так нужно.
Алексис лишь коротко поклонился ему в ответ, как бы говоря, что не желает больше спорить, а потом развернулся и пошёл обратно, на свой пост. Все услышали, как гулкое эхо разнесло его ворчание среди сводов и колонн:
— Подумать только — блохастому медведю доверяют больше, чем мне! С ума сойти!
Малиновская и Антон растроганно улыбнулись друг другу.
— Раз уж я взялся командовать, у меня имеется ещё несколько просьб к остальным, — сказал Антон. — Маш, — обратился он к подруге. — Попроси дварфов, чтобы они разыскали среди своих отваров и снадобий что-нибудь, что могло бы помочь Настасье. А после, я уверен, ей просто нужно будет как следует выспаться в тишине и покое, и назавтра она уже и думать забудет о плохом самочувствии.
Малиновская согласно кивнула и унеслась на кухню.
— Бирюк, — Антон посмотрел на Вову. — Распорядись от моего имени, чтобы сегодня центральные ворота замка закрыли на засов, так будет спокойнее.
— Понимаю, — согласился тот, и в сопровождении Татьяны отправился в одну из сторожевых башен, где на верхнем уровне располагался пост охраны дварфов.
Вообще-то ворота закрывали каждую ночь, но обычно ограничивались только смыканием окованных железом створ, не утруждая себя запиранием их на засов — всё равно это большое, выточенное из цельного дуба бревно могли сдвинуть лишь восемь дварфов одновременно, и передвигать его туда-сюда каждый день считали делом слишком обременительным. Но в свете возможного непрошеного проникновения извне Антон решил принять повышенные меры безопасности.
— Ну а вас, — Антон повернулся к Славе с Сеней. — Я прошу найти подходящую спальню на первом этаже: тащить сонную Настасью наверх — только мучить. Да и Пончику незачем подниматься так высоко.
Парни молча кивнули и пошли прочь по галерее.
Антон постоял, глядя им вслед, потом медленно подошел к огромному, бурому боку медведицы, мерно вздымающемуся в такт её дыхания, и коснулся руки Настасьи. Пончик покорно стояла, глубоко вздыхая, и Настя пошевелилась во сне, повернувшись лицом к Антону. Как она прекрасна — подумал тот — и почему на этой земле так устроено, что самая большая красота должна проходить через самые большие страдания? Наверное, для того, чтобы не быть просто прелестной картинкой, за которой не скрывается ничего, кроме холодной пустоты, а необходимость обогащения мудростью и знаниями возможна только через боль. Печаль же, навеки запечатленная на лице, делает красоту лишь глубже, а её краски — ярче.
— Не бойся, всё будет хорошо, — тихо произнёс Антон, гладя Настасью по руке.
— Ты в неё втюрился, признайся! — раздался сзади Машкин голос. Антон и не услышал, как она вернулась обратно. Он только рассеянно улыбнулся и ничего не сказал в ответ.
— Дварфы надавали мне целую кучу разных настоек, — сообщила Малиновская. — Я всё сложила на стол на кухне. Как только Настя проснётся, надо дать ей что-нибудь из них выпить. Они говорят — помогает моментально. Пойдем со мной, поможешь мне выбрать необходимое средство.
Полчаса спустя ворота Нифльхейма были надежно заперты, нужная спальня — подобрана, а Настасья уложена в кровать и напоена дварфовскими эликсирами. Пончика оставили у двери в спальню, чтобы охраняла её чуткий сон. Раскатистый храп медведицы, улегшейся у самой двери так, что невозможно было пройти внутрь, эхом разносился среди каменных стен. Было похоже, как будто здесь работают огромные кузнечные мехи. Все остальные мало-помалу тоже разбрелись по своим спальням…
Антон снова не мог уснуть. Отчего-то ощущение тревоги не покидало его, а наоборот — становилось сильнее. Время давно перевалило за полночь, а он всё ещё продолжал мерить шагами собственную спальню, вспоминая обо всём, что произошло в последние дни и стараясь предугадать, что их может ожидать впереди. Столкновение с Евгеном не пройдёт бесследно — он был практически в этом уверен. Женя в ярости, потому что думает, будто бы Настасья ему изменила. Он расценил это как предательство, а потому не хочет и не станет ничего выслушивать. Он сам во все это верит. А даже если и нет — более удобного предлога для неприкрытой вражды придумать трудно. Здесь обстоятельства сыграли ему на руку.
Что Евгений может предпринять? Очевидно, первостепенной его задачей станет месть, и Настасья здесь — цель номер один. Женя не станет нападать на неё, пока рядом будет находиться кто-либо из Авалона. Вряд ли он жаждет лишних свидетелей и новых трупов. А значит, Евген станет выжидать момента, пока Настя окажется одна.