— Страшно? — спросил Алексис.
— Да, есть немного, — честно ответил Антон.
— Боишься умереть? — Алексис внимательно посмотрел на него.
— Смерть не имеет значения. Важно лишь то, во имя чего ты умрешь.
— Мне нравится ход твоих мыслей, — Алексис ухмыльнулся. — Но чего же тогда ты боишься?
— Боли. Если мне суждено сегодня погибнуть, то пусть это будет быстро.
— Сегодня?
— Да. Я чувствую. Это начнется сегодня.
Порыв ночного ветра налетел на них, принявшись трепать волосы Антона и тонкую шнуровку на плечах Алексиса.
— А тебе страшно? — вдруг спросил Антон.
Алексис помотал головой.
— Я не понимаю, — неуверенно произнёс Антон. — Как можно абсолютно не бояться? Любому человеку свойственно испытывать страх.
— Просто я всегда верю в то, что за ночью наступит белый рассвет, — ответил Алексис.
— И всё-таки неизвестность пугает. Интересно, а умирать — это больно?
— Ничуть. Несколько секунд неприятных ощущений — и всё кончено. А тот, кто, умирая, отдает свою жизнь ради другого человека, на самом деле не умирает никогда. Он живёт… вечно.
— Откуда же ты можешь это знать? — Антон с некоторым сомнением посмотрел на своего собеседника.
Алексис глубоко задумался. Словно тень далекой боли пробежала вдруг по его мужественному лицу. Наступившее молчание длилось и длилось, прерываемое лишь неровными вздохами ветра, а затем он заговорил:
— Я помню… Как будто сейчас… Был прекрасный солнечный день. Птицы пели. Теперь они не поют уже так. Я шел домой. Мне оставалось пройти каких-то два квартала. Я остановился на переходе. Рядом со мною стояли девочка лет четырех и её мама. Я первым увидел это. Несущийся на огромной скорости неуправляемый автомобиль. Они не смотрели в ту сторону и не видели его. А когда обернулись на звук — было слишком поздно. Несколько секунд пронеслись быстрее, чем один миг. Я успел оттолкнуть их. Они спаслись. А я — нет.
Он снова замолчал. Предложения в его монологе были краткими, четкими, убийственно правдивыми, и оттого ещё более невыносимо разрывали душу.
Глаза Антона расширились:
— Но… Как же ты… — произнёс он, запинаясь.
— Все стало светлым вокруг меня. Белее, чем зимнее утро. Чем первый снег. И тогда я предстал пред Ним. Он поблагодарил меня, но сказал, что мой путь ещё не окончен. Я был послан назад. С тех пор я всё несу свою службу в стенах Вечной Крепости, чтобы, когда наступит Последний День, я мог выйти на битву вместе со всеми. Умирать — не больно и не страшно, — повторил Алексис. — Тот, кто умирает ради другого, будет жить вечно. Он бессмертен. И это единственное бессмертие, мне известное…
Алексис отвернулся, облокотившись на один из зубцов крепостной стены, и молча смотрел вдаль.
«Рассказывал ли он эту историю хоть одной живой душе?» — подумал Антон. — «Наверное, нет… И тем печальнее прозвучала она».
— Это ужасно, — вслух сказал он.
— Ужасно — это когда люди перед лицом опасности отказываются от своих слов и убеждений. Все остальное ещё можно исправить. — Алексис хлопнул Антона по плечу и ушёл с галереи обратно в замок.
Немного позже, когда Антон, спустившись вниз, заглянул на кухню, он застал там странную картину: Маша и Настя, обнявшись, дружно ревели как две белуги; Таня, стоя рядом, тоже промокала свои влажные глаза салфеткой.
— Прости меня, я такая дура! — голосила Малиновская.
— Нет, это ты меня прости, потому что я ещё дурнее! — вторила ей Настасья.
Дварфы старательно делали вид, будто ничего не происходит.
— Вы чего? — Антон замер на пороге в замешательстве, пытаясь понять, что здесь твориться. — Чего случилось-то?
— Всё хорошо! — ответили все трое девчонок одновременно, чем насторожили Антона ещё больше. Он подошёл ближе, и сразу же разглядел царапины на Машкиной щеке и слегка кровоточащую губу у Настасьи.
Антон стал внимательно, по очереди смотреть им в глаза, и Маша с Настей быстро поняли, что он пытается прочитать их мысли, поэтому сразу же опустили свои взгляды в пол. Татьяна оказалась не такой сообразительной: она продолжала глядеть на Антона, не понимая, отчего выражение его лица меняется с озадаченного на гневное. Малиновская, рассудив, что терять уже нечего, дернула Таньку за рукав, но, судя по всему, опоздала.