Мэтьюс ответил свирепым взглядом.
— Не было никакой записки. Ну, и что тут такого? Почему не оставила? Откуда мне знать? Может, настроения не было писать, было только в петлю лезть. Чего вы все ворошите? А ту записку — попрошу отдать.
— А вам-то зачем? Что вы, солить ее будете?
— Острите, острите, вам зачтется…
— Ладно, Мэтьюс, когда вы осматривали помещение с повешенной, неужели ничего странного вам на глаза не попалось?
— Чего?
— Странного, говорю…
— Да слышу я. Не было ничего странного. Разве что, — Мэтьюс с чуть озадаченным видом пожал плечами. — Похоже, повесилась она со второй попытки.
— Чего?
— Ну, всякое бывает. То петлю не так закрепят, то…
— Да с чего вы взяли, Мэтьюс?!
— Коронер сказал, у нее были легкие синяки где-то на локте и колене, как если бы она упала, и большая свежая шишка на голове. Ну, будто она сорвалась да головкой приложилась, а потом все же довела начатое до конца…
Я поперхнулся и вскочил. Откашлялся и потряс указательным пальцем, пока ко мне не вернулся голос.
— И вы молчали?! Господи, да если только у вас на глазах кого-нибудь не пристукнут, вы вообще хоть что-нибудь заподозрите?!
— Я в своей жизни всякого насмотрелся, — огрызнулся Мэтьюс. — У нее был мотив, чтобы повеситься. А вот, чтобы ее убивать — кому это было надо?! Она в завещании не упоминалась!
— Кстати о завещании, — вставил Джордж. — А в нем ничего странного не…
— Не начинайте заново! — взвыл Мэтьюс. — Чтобы я поверил, что этот божий одуванчик дворецкий все это натворил. Да чтобы потом еще, уже отдав концы, кого-то повесил — это уж, знаете ли, через край…
— А его сын? — напомнил я.
— Я же вам уже говорил, — мягко сказал Мэтьюс. — Он малость слабоумный. И оружия в руках в жизни не держал, разве что бритву с помазком да нож с вилкой. И чтобы так спортивно — хотя и с пяти выстрелов, но сплошь смертельные раны — так не бывает. Рука профессионала. Вот Элсмир — спортсмен. Он мог. А этот — ха! — как же! Где он этому учился? В заведении для умственно отсталых?!
— Спортсмен, говорите… — проворчал Джордж, пристально глядя на пустой стакан его светлости.
— Это ясно как дважды два, — заявил Джордж. — Убийца — он. Этот бред о карточном долге, и попытка выяснить, как ему найти Джейн Потс — не иначе как, чтобы заткнуть ей рот, я уверен.
— Не думаю. По-моему, убийца — не он.
— Это почему же, потому, что он тебе польстил?
— Нет. Потому, что рассказал о записке.
— О положении вещей, из-за которого Маргарет Дейн вполне могла повеситься?
— Вряд ли. Мэтьюс меня как-то разубедил своими предположениями о двойном повешении. Не верю. А по поводу записки…
— Тогда выходит, что Джейн лгала, убеждая нас, что между ними все было кончено.
— Ну, и что? Она лгала и до этого. А может, Маргарет и ее ввела в заблуждение. Хотя, не думаю. Наверное, она просто пыталась так по-своему убедить нас в том, что у Маргарет не было повода к самоубийству. И ничего больше.
— Не верю, — сказал Джордж.
— Да ты вспомни только, что она плела.
— Я помню только, что то, что она наплела, появилось в нашей газете…
— Бывает! Развитие событий с продолжением! Совсем для нас неплохо.
— Угу, конечно…
— Конечно. Что ты переживаешь? Мир полон вранья. Среди всего этого я себя чувствую просто белоснежным ангелом…
— Выпачканным в типографской краске…
— Да и с перьями мы дело имеем. Ты мне лучше скажи, Если Джейн лгала ради Маргарет, а его светлость, возможно, ради Элсмира, то ради кого лгал дворецкий?
— Ради его светлости.
— Джордж! Прекрати!
— Еще чего. Дворецкого можно было припугнуть или подкупить. А нечистая совесть добила старика в момент оглашения завещания…
— Про нечистую совесть охотно верю! Но ради кого стоило взваливать на нее такое бремя!
— Джек, ты опять…
— Слышал я все о слабоумных. Хотелось бы, кстати, проверить…
— Джек, если бы старик в тот день не умер и получил все наследство, ты не стал бы подозревать этого беднягу. Но дворецкий умер своей смертью.
— А его светлость в тот вечер до полуобморока резался в карты в клубе. Причем выиграл в конце концов. А потом уж выяснил, что и долг-то отдать некому. Он, конечно, паршивец, слов нет, людей с лестниц спускает, но циничное убийство я ему приписать не могу. Он разве что в припадке гнева расстреляет все китайские вазы — главное, чтобы грохоту было побольше, и успокоится.
— Джек, у тебя богатое воображение. Ты сам изобретаешь людям маски, а потом исходя из них и рассуждаешь. Тебе бы романы писать, а в реальной жизни…