— Мило, — невозмутимо ответила я. — Как раз то, что хочет услышать женщина. А теперь верни мне мою подушку. — Я попыталась выхватить ее у него из рук, но он поднял ее слишком высоко, чтобы я могла дотянуться. — Эй! Что ты вообще здесь делаешь? У меня еще есть три дня, прежде чем мне придется притворяться счастливой. — Я встала на колени и снова потянулась за подушкой, но он швырнул ее через всю комнату.
— Что происходит? — спросил он. Его тон полностью изменился с жесткого и немногословного на мягкий и обеспокоенный.
Мое тело обмякло.
— Я запуталась, ясно? У меня в голове много чего происходит, и мне просто нужно было немного похандрить. Ты ничего не можешь сделать, кроме как просто оставить меня в покое.
Он с минуту обдумывал мои слова.
— Чушь собачья.
— Что? — Я резко выпрямилась. — Ты не можешь говорить чушь…
Его руки обвились вокруг моей спины, и он стащил меня с койки.
Черт возьми, нет. Мне не нравилось, когда меня таскали повсюду, даже ради секса.
— Отпусти меня! — закричала я ему в лицо.
— Нет.
Я начала извиваться и брыкаться, но он был слишком силен.
— Бо, я серьезно. Отпусти меня.
Его ответом было рычание и более крепкая хватка. Он отнес меня в ванную и включил душ.
— Что ты делаешь? — закричала я.
— Ты хотела поваляться? Сделай это здесь. — Он поставил меня, полностью одетую, под холодные струи.
— Здесь холодно! — Я закричала, но он проигнорировал меня, задернул занавеску в душе, вышел из ванной и захлопнул за собой дверь.
— Я не могу поверить, что он это сделал. — Стиснув зубы, я сняла с себя промокшую одежду, когда вода начала нагреваться. Я вымещала свое разочарование на волосах и коже, с удвоенной силой скребя и намыливая их.
Я как раз намыливала голову второй раз, когда дверь ванной со щелчком открылась, а затем снова закрылась. Когда я вышла из душа, на стойке лежали чистое белье и фен.
Проклятье. Было действительно трудно продолжать злиться, когда он принес мне единственное косметическое средство, которого я желала больше всего на свете.
Я оделась, высушила волосы, и к тому времени, как вышла из наполненной паром ванной, мое самообладание иссякло. Четыре дня без душа были слишком долгими, и я была рада, что Бо заставил меня встать. Очевидно, я бы никогда не призналась в этом вслух, но я извинюсь за то, что накричала на него.
— Хэй. Извини, что я была… — Я резко остановилась, когда увидела, что он делает на кухне. — Ты привез мне кофеварку?
Он пожал плечами.
— Диван был слишком большим.
И с этими словами весь остаточный гнев испарился.
— Прости, что накричала на тебя.
Он ухмыльнулся.
— Не беспокойся об этом. Извини, что затащил тебя в душ.
— Мне это было нужно. — Вот и все, что я сделала для того, чтобы сохранить этот лакомый кусочек при себе.
— Ну что, ты закончила хандрить?
— Что? Я не хандрила, — сказала я, защищаясь. — Иногда мне просто становится грустно, и требуется некоторое время, чтобы прийти в себя.
— Ты хандрила, Сабрина. Точно так же, как в ту первую неделю, когда мы были здесь, и ты избегала меня.
— Думаю, я более компетентна в оценке своего психического состояния, чем ты, Бо.
— О, я достаточно квалифицирован. Я уже говорил тебе, что у меня чертовски точное представление о тебе. Ты просто хандрила. Я не говорю, что ты не прошла через какое-то дерьмо, но на прошлой неделе ты была совершенно довольна. Я ухожу, а ты снова дуешься.
— Я прошла через «кое-какое дерьмо», — огрызнулась я. — Так что позволь мне разобраться с этим так, как мне нужно. Если это означает «хандрить», то это то, что я собираюсь делать.
— Прекрати использовать воздушные кавычки и успокойся, черт возьми.
Мое кровяное давление снова подскочило до небес, но прежде чем я успела открыть рот, чтобы надрать ему задницу и вернуться в Прескотт, он поднял меня и посадил на кухонный стол.
— С меня довольно твоего грубого обращения. — Мой указательный палец его ничуть не смутил.
Он просто схватил его и прижал к стойке своей большой рукой.
— Как ты думаешь, Мейзи не впала в депрессию после всего того дерьма, что случилось с отцом Коби? — Его вопрос ошеломил меня и заставил замолчать. — Она пережила действительно трудный период, и мы все позаботились о том, чтобы уважать то, как ей нужно было справиться со всем этим. С ней нужно было обращаться мягко. Ты этого не делаешь.
Это было больно. Моя ситуация была далеко не такой сложной, как, должно быть, у Мейзи, но это не означало, что я не была в шоке от внезапных перемен в моей жизни.
Он заметил страдальческое выражение на моем лице и шагнул ближе, вторгаясь прямо в мое пространство и поглаживая мои руки по бокам.
— У тебя есть выдержка. Я видел это. Я не придаю значения тому, что у тебя происходит. У тебя был трудный месяц, и я это понимаю. Но иногда даже самым крутым людям нужен пинок под зад, чтобы стать лучше.
Я поискала в его глазах хоть какой-нибудь намек на преувеличение, но они были чистыми и честными. Его вера в меня была унизительной.
— Ты слишком высоко оцениваешь меня.
— Зато ты оцениваешь себя недостаточно.
— Ладно. Я больше не хандрю, — прошептала я.
Он усмехнулся и поднес руки к моему лицу, наклоняясь, чтобы коснуться своими мягкими, полными, розовыми губами моего лба.
О боже. Я была так очарована этим мужчиной.
— Как долго ты собираешься здесь оставаться? — Я надеялась, что смена темы поможет мне побороть желание наклониться к Бо и попробовать его губы на вкус.
— Только до завтра. На работе полный бардак, так что мне нужно возвращаться, но я не хотел, чтобы ты целую неделю ждала припасов.
— Я рада, что ты вернулся. Я помогу тебе разгрузить грузовик.
Он долго смотрел на меня, все еще разделяя мое пространство.
— У нас все хорошо?
Я кивнула.
— У нас все хорошо.
Он сжал мои руки в последний раз, прежде чем повернуться, чтобы уйти. Он вернулся не больше часа назад, и я почувствовала себя обновленной. Он поступил правильно, дав мне этот образный пинок под зад. Никто никогда раньше не делал этого для меня.
Мои родители потакали моему плохому настроению, суетились и заискивали передо мной, пока я не выходила из себя. Даже Фелисити была склонна потакать моим печальным дням, когда мы были соседками по комнате. Она приносила мне шоколад и красила ногти до тех пор, пока я не была готова встать с постели и пойти на занятия или на работу.
Бо действительно хорошо меня разглядел. Может быть, лучше, чем я сама.
— Бо? — позвала я от стойки, прежде чем он успел выйти на улицу. — Спасибо. Большинство людей, как правило, избегают меня, когда я хандрю.
— Не за что. Это часто случается?
— Уже не так часто. — Я глубоко вздохнула, собираясь с силами, чтобы сказать ему то, в чем я признавалась лишь нескольким людям. — Я пережила трудные времена после того, как Джанесса покончила с собой. Она была моей лучшей подругой в старшей школе.
Это привлекло его внимание.
— Что?
— Она умерла, когда нам было по шестнадцать.
— Черт. Мне очень жаль. — Он вернулся внутрь и встал рядом со мной, его бедро коснулось моего колена.
— Мне тоже. — Я грустно улыбнулась ему. — Мои родители и братья тогда толком не знали, как со мной обращаться. Большую часть времени мне было грустно и сердито, я набрасывалась на них и своих учителей, когда не плакала, свернувшись калачиком в постели. В конце концов они отвели меня к психотерапевту, чтобы у меня был кто-то беспристрастный, с кем можно было поговорить.
Мой психотерапевт помог мне пережить самое мрачное время в моей юной жизни. Она дала мне разрешение горевать и печалиться, но она также научила меня тому, что жизнь продолжается, и я должна установить временные рамки для того, чтобы хандрить.
— Только после окончания колледжа я поняла, что ничего не могла бы сделать для Джанессы. Но печальные времена все равно случаются. Когда это происходит, я возвращаюсь к некоторым из старых привычек. Я позволяю печали идти своим чередом, а потом оставляю это в прошлом.