Он ухмыльнулся.
— Это случается, когда ты четыре дня питаешься одними батончиками мюсли.
— Ха-ха, — сухо сказала я. — Ты, э-э, не хочешь прогуляться перед ужином?
Проведя последние четыре дня внутри, я жаждала немного солнечного света и свежего воздуха. Это и то, что мне нужно было остыть. От этого объятия мне стало по-настоящему жарко, очень быстро. Жаль, что это было односторонне. Бо все еще смотрел на меня так, словно думал, что я сейчас упаду в обморок.
— Ладно, — протянул он. — Только если ты думаешь, что сможешь с этим справиться.
— Я уверена.
Он кивнул и, обойдя меня, направился к двери, позвав Буна, когда тот вышел на улицу.
Я почувствовала облегчение от того, что моя ложь о низком уровне сахара в крови сработала, и он, казалось, не заметил, что моя реакция была чисто сексуальной. Мне не нужно было еще одно его напоминание о том, что у нас всегда будут платонические отношения. Мои собственные утверждения были достаточно резкими.
Бо был слишком хорош для меня. Он заслуживал женщину в здравом уме. В ту минуту, когда я начала встречаться с Антоном, здравый ум вылетел в окно.
Выходя на улицу, я снова и снова напоминала себе, что мы с Бо из двух разных миров, морщась от знакомого скручивания в животе. Но к тому времени, как мы вышли из-за деревьев на открытую поляну, мое разочарование было отодвинуто на задний план — не забыто, но больше не занимало центральное место.
Мы с Бо бродили по пустому полю, наслаждаясь теплым солнечным светом и легким ветерком. Наш темп был намного медленнее, чем в прошлый раз, когда мы выходили вместе. Зеленая трава, теперь густая и сочная, за последние несколько недель весны достигла новых высот, и мне приходилось высоко поднимать колени, чтобы пробираться сквозь все это.
Я продолжала думать о словах Бо, сказанных ранее сегодня. Ты можешь рассказать мне все, что угодно. Единственным человеком, которому я по-настоящему доверяла, была Фелисити, но Бо разделял ее уверенность и силу. Он не позволял мне отгораживаться от него. Так что к середине нашей прогулки я решила воспользоваться его предложением и рассказать ему, о чем я недавно думала.
— Итак, пока я отдыхала эти последние несколько дней, я кое-что обдумала.
— Отдыхала? — Он посмотрел на меня скептически, как будто ожидал, что все, что я состряпала во время своего четырехдневного сеанса хандры, будет чистым безумием.
— Отдыхала, — настаивала я. — Давай двигаться дальше, хорошо?
Он ухмыльнулся.
— Продолжай.
— Я подумывала о том, чтобы вернуться домой и обратиться в ФБР. — Его ноги остановились.
— Что?
— Может, это и к лучшему. Я здесь по уши в дерьме, и могу только прятаться. В конце концов, мне придется вернуться к цивилизации.
— Тебе действительно так сильно здесь не нравится?
— Нет! Вовсе нет. — Удивительно, но это было правдой.
Где-то за последний месяц мне начал нравиться мой маленький дом-аванпост, особенно когда рядом был Бо. Но он не мог оставаться со мной вечно, и в какой-то момент мне пришлось бы столкнуться с опасностями, поджидающими меня в Сиэтле.
Уголки его рта приподнялись.
— Я рад это слышать. Так почему же ты хочешь уехать?
— Я не хочу быть обузой. — Произнести это вслух было для меня катарсисом.
Я привыкла ни на кого не полагаться и твердо стоять на своих ногах. Мои успехи были результатом моей тяжелой работы. Мои неудачи из-за моих недостатков. Моя независимость была огромной частью моей самооценки. Теперь, когда все это исчезло? Я изо всех сил пыталась найти себя.
И я ненавидела находиться во власти другого человека.
Мое отвращение к зависимости, вероятно, было причиной того, что у меня никогда не было успешных долгосрочных отношений. Когда это была только я, мне не приходилось беспокоиться о том, что кто-то другой подведет меня. Джанесса подвела меня, когда покончила с собой, и, кроме Фелисити, с тех пор я никому больше не позволяла так полностью себя чувствовать. Кроме Бо.
Он пробирался сквозь мою ослабленную защиту. Моя зависимость от него раздвигала некоторые личные границы, на которые я привыкла полагаться, чтобы не пострадать, и, возможно, это был знак, что мне нужно уходить.
— Ты не обуза, Сабрина.
— Ты нужен мне буквально для всего. Это и есть определение бремени.
— Нет, определение бремени — это тяжелый груз. Ничто в этом не кажется мне тяжелым. Я уже говорил тебе раньше, что я не возражаю. Ты же знаешь, как сильно мне здесь нравится. И проводить с тобой время — это весело. Ну, когда ты принимаешь душ.
Я улыбнулась его поддразниванию.
— В конце концов, ты захочешь вернуться к своей жизни.
— Забудь обо мне. Что насчет тебя? Что произойдет, когда ты обратишься в ФБР?
Я пожала плечами.
— Я не уверена. Может быть, попаду в программу защиты свидетелей?
— Программа защиты свидетелей? Тебе придется попрощаться со своими друзьями и семьей. Ты больше не сможешь быть сама собой. Это та жизнь, которую ты хочешь?
— Честно? Я не уверена, что у меня есть другой выбор.
Мое горло сжалось при мысли о том, что я больше никогда не увижу свою семью. Никогда не смогу обнять маму или встать на цыпочки, чтобы поцеловать папу в щеку. И мне пришлось бы попрощаться с Фелисити. Я не смогла бы принять участие в ее свадьбе или познакомиться с детьми, которых они с Сайласом когда-нибудь создадут.
За время, проведенное на аванпосте, я стала видеть вещи более ясно. Паника и упрямство маскировали это раньше, но мой выбор был ограничен.
В конце концов, я бы попрощалась с Бо и этой горной долиной. Сабрины МакКензи больше не будет существовать.
Моя жизнь оборвалась бы, независимо от того, убили бы меня Фёдоровы или нет.
— Просто… остынь, чувак, — заявил Бо. Его непринужденный тон помог отойти от мрачных мыслей в моей голове и это потрясло меня, а слова «остынь» и «чувак» звучали уморительно неуместно, произносимые серьезным лицом Бо.
— «Остынь, чувак»? Фраза, которую я никогда не ожидала от тебя услышать.
— Это Мейзи, — проворчал он. — Она постоянно говорит это Коби, и я думаю, это передалось и мне. В любом случае. Я имею в виду, расслабься. Ты здесь всего месяц. Дай этому больше времени. Еще через несколько месяцев Фёдоровы могут оказаться за решеткой навсегда, и ты сможешь вернуться к роли Сабрины МакКензи, репортера-супергероя.
Я ухмыльнулась и вздохнула.
— Хорошо.
Он был прав. Было слишком рано думать, чем все это кончится.
Мы продолжили нашу прогулку, молча углубляясь вглубь луга. У меня снова закружилась голова, на этот раз от мыслей о моей карьере. Бо назвал меня репортером-супергероем. Была ли я все еще репортером? Смогу ли я и дальше им быть?
Даже если моему боссу пришлось уволить меня с работы, я не сомневалась, что смогу найти новую. Но хотела ли я вообще такой жизни? Мое двадцатидвухлетнее «я» было бы в ужасе от того, что я подумываю об отказе от карьеры, ради достижения которой я так усердно трудилась.
Я скучала по той молодой женщине. Я страстно желала снова стать ею. Она была неоперившейся журналисткой-идеалисткой, только что окончившей колледж, взволнованной тем, что уготовило ей будущее. У нее был такой светлый взгляд на жизнь. Она не была запятнана суровой реальностью того, как далеко может пасть репортер, соблазнившись этой недостижимой историей.
Смогу ли я когда-нибудь вернуться туда, где она была?
Нет.
Слишком много линий было пересечено. Слишком многие из моих принципов были скомпрометированы. На протяжении многих лет я лгала, чтобы получить информацию от источников. Я манипулировала признаниями свидетелей, которые хотели хранить молчание. Но использование секса и соблазнения для получения информации о Фёдоровых стало моим последним грехопадением.
Это был не тот тип журналиста, которым я намеревалась стать. Я на собственном горьком опыте убедилась, что подобная работа под прикрытием не вяжется с моей совестью.
Нет, моим мечтам стать репортером пришел конец.
Моя карьера так долго была моим единственным занятием, что я вообще перестала мечтать?
— О чем ты мечтаешь, Бо?
Он был таким собранным, таким уверенным в себе. Не в дерзком смысле, просто уверенный в себе и в том пути, по которому он шел. Если бы у него все еще были мечты, которых нужно было достичь, возможно, я бы не чувствовала себя так далеко позади. У меня не было бы ощущения, что я только что пересекла финишную черту только для того, чтобы узнать, что гонка, в которой я должна был участвовать, только началась, а мои соперники уже прошли половину трассы.