— Почему русских должно волновать, сколько оружия было импортировано? — спросила я. — Разве они уже не знают об этом?
— Импорт не был проблемой. Продажи были.
— Фёдоровы снимали сливки, — сказал Бо, озвучивая мои мысли.
Генри кивнул.
— Ага.
— И русские только сейчас это заметили? — спросила я. — Из-за моей статьи? Это кажется подозрительным.
— Я тоже так думал, — сказал Генри, — но мой внутренний источник утверждает, что это надежная информация. Фёдоровы были осторожны, взяв ровно столько, чтобы увеличить свою прибыль, но не настолько, чтобы вызвать подозрения у своих российских коллег. Тем не менее, «Compound small» привлекла более тысячи отправлений, и они получили неплохую прибавку к зарплате. Твоя статья привлекла внимание к их деятельности, поэтому русские начали подсчитывать цифры.
Меня не удивило, что Антон и его семья стали жадными. Виктор, отец Антона, всегда казался довольно уравновешенным — для преступника, — но Антон и Иван были безрассудными и высокомерными.
— Ладно. Итак, русские не представляют угрозы, но как насчет Фёдоровых? Они все равно будут преследовать меня, верно? Насколько безопасно возвращаться в Сиэтл?
— Фёдоровы долго на свободе не задержатся, — сказал Генри. — Они помечены русскими. Я даю им неделю тюрьмы, максимум две.
— Они еще не в тюрьме, Генри, — сказала я. — Их судебный процесс и любые апелляции могут занять месяцы или годы.
Он покачал головой.
— Прокуратура США полностью обвинила Фёдоровых, и большое жюри быстро предъявит обвинение. Судья ни за что не выпустит их под залог, так что им придется заключать сделку о признании вины или готовиться к суду из тюрьмы — если они проживут так долго. Шесть месяцев, максимум год, и их не станет.
— А до тех пор? — спросила я. Продолжающийся судебный процесс не гарантировал моей безопасности, равно как и то, что Фёдоровы будут сидеть в тюрьме. — Я беспокоюсь не только о Викторе, Иване и Антоне. А как насчет их головорезов?
— Ходят слухи, что русские не поддерживают Фёдоровых, — объяснил Генри. — Все их бывшие сотрудники, их «головорезы», находятся в розыске или нашли новые преступные предприятия. Фёдоровы тонут, и никто не настолько глуп, чтобы привязать веревку к их кораблю.
— Она все еще может быть в опасности. Что ты собираешься делать, чтобы уберечь ее? — спросил Бо.
Генри наклонился вперед и уперся локтями в колени.
— У нее будет круглосуточная защита от нескольких моих лучших агентов. Я сам об этом позабочусь. И если что-то изменится с Фёдоровыми, если каким-то чудом их выпустят под залог, мы пойдем по пути программы защиты свидетелей. Нам придется играть так, как есть. Но одно можно сказать наверняка: она не может здесь оставаться.
Нет, я не могла. Не сейчас, когда Дилан Проссер сообщил о моем местонахождении и связи с Бо. Я бы не стала привносить в его жизнь еще больше стресса или подвергать опасности его семью.
Я бы не стала и дальше доставлять ему хлопоты.
— Послушай, — сказал Генри, — если бы я не думал, что ты будешь в безопасности, я бы не пришел сюда снова. Но, как я сказал твоему шерифу, когда звонил ему ранее, чтобы разыскать тебя, все сильно изменилось по сравнению с тем, что было шесть недель назад.
Это было мягко сказано. Шесть недель назад я была на аванпосте, счастливее, чем когда-либо за последние десять лет.
— Ты обещаешь, что я буду в безопасности? — спросила я Генри.
Он кивнул.
— Я постоянно буду приставлять к тебе трех или четырех человек. За твоей квартирой будет вестись наблюдение, и кто-то будет дежурить за дверью. И когда я не буду нужен в офисе или в зале суда, я все время буду рядом с тобой.
Я посмотрела на Бо снизу-вверх.
— А ты что думаешь? — спросила я.
— Она будет в безопасности? — спросил Бо у Генри.
— Клянусь жизнью, она будет в безопасности, — сказал Генри.
Взгляд Бо упал на меня.
— Тогда тебе следует вернуться домой. Если я не могу обеспечить тебе безопасность здесь, тебе придется уехать.
Я знала, что именно это он и скажет. Я знала, что он отошлет меня подальше. Я знала, что это был самый разумный выбор.
Но даже понимая все это, слышать это было не легче.
— Ты прав. — Я кивнула и встала со стула, не обращая внимания на острую боль в носу. — Наверное, это к лучшему. — Я посмотрела на Генри. — Я, эм… просто пойду и соберу вещи.
Я опустила глаза, когда слезы хлынули потоком, и бросилась к лестнице. Повернувшись спиной к гостиной, я зажала рот рукой, чтобы заглушить крик, и побежала вверх по ступенькам. Я позволила нескольким слезинкам скатиться, но к тому времени, как добралась до шкафа, я сморгнула еще большее их количество.
Я в отчаянии начала запихивать одежду в свою спортивную сумку. Все время, которое я потратила на распаковку вещей этим утром, было потрачено впустую. Моя аккуратно сложенная одежда не была частью гардероба Бо даже одного дня.
С чистыми ящиками и пустыми вешалками на плечиках я стояла и рассеянно смотрела на стену шкафа. Я никогда больше не окажусь в этом шкафу. Или в комнате Бо. Или в его постели. Я повернулась и долго смотрела на его кровать, жалея, что мы не можем вернуться к утру, когда мы планировали провести ленивое воскресенье вместе.
Я хотела бы, чтобы мы могли вернуться в то время, когда у меня была надежда, что мы пройдем через это вместе.
Глупая надежда.
Надвигался эмоциональный срыв, но мне удалось сдержаться, когда я опустилась на колени и застегнула молнию на своей сумке. Когда я вышла из шкафа, Бо сидел на краю кровати.
— Все взяла? — спросил он.
Я кивнула.
— Да.
Мы смотрели друг на друга несколько долгих мгновений, пока Бо не нарушил молчание.
— Я не имел в виду то, что сказал раньше, Сабрина. Ты не доставляешь хлопот.
— Я знаю, — солгала я. — Мы просто сходили с ума и несли чушь. И эй, — я пожала плечами, — все обернулось к лучшему. Теперь нам не нужно беспокоиться о том, что слишком много людей узнают, что я здесь. Тебе будет полезно вернуться к нормальной жизни, а мне — вернуться в город. Я действительно скучала по нему.
Эта ложь была настолько убедительной, что я сама почти в нее поверила.
— Я готова отправиться домой. — Эта часть была почти правдой. Я пробыла в Монтане почти шесть месяцев, и постоянные эмоциональные взлеты и падения полностью истощили меня. — Я хочу вернуться в свою квартиру и к своей жизни. К своей работе.
Глаза Бо сузились.
— К своей работе? Я думал, ты собираешься уволиться и писать книги.
— О, я не знаю. Мне нравится писать, но журналистика у меня в крови. Кроме того, как только с Фёдоровыми все закончится, мне будет легче добывать истории. — О чем я говорила? На самом деле я не хотела возвращаться в журналистику. Я хотела продолжить писать романы. Но, сказав Бо, что я собираюсь вернуться к своей прежней жизни, я надеялась, что боль от расставания пройдет. Или, может быть, я просто пыталась казаться невозмутимой. Что бы это ни было, я бы сказала все, что угодно, лишь бы боль утихла.
Вот только ничего не помогало. С каждым словом мое сердце сжималось все сильнее.
— Что ж, — Бо встал, — тогда, я думаю, это хорошо, что ты возвращаешься в город.
— Ага. Пора этой городской девушке вернуться туда, где ей самое место.
— Я подожду тебя внизу.
Я посмотрела ему вслед, затем побежала в ванную, продолжая запихивать свои вещи в сумку. Я застегнула ее в последний раз, затем отнесла вниз. Комок в моем горле увеличился вдвое, когда я увидела Генри, ожидающего у двери, готового увезти меня прочь.
Бо стоял, прислонившись к камину, уставившись в пол, Бун сидел рядом с ним.
— Ты не мог бы оставить нас на минутку? — спросила я Генри.
— Конечно. — Он кивнул и вынес мою сумку на улицу.
Я глубоко вздохнула и пересекла гостиную. Он поднял глаза и встретился с моими, и я воспользовалась моментом, чтобы запомнить штормовую синеву, которую мне будет не хватать каждую минуту каждого дня до конца моей жизни. Я не смогла выдавить из себя «до свидания», поэтому вместо этого прошептала: