Она подняла перед собой полупрозрачную простыню или полотенце и начала танцевать. Тут я заметил, что из одежды на ней только туфельки, а остальные ее волосы также раскрашены в несколько цветов. И в тот же момент без памяти в нее влюбился.
Просто не мог понять, как такая очаровашка может работать в бродячем парке развлечений, и вдруг мне пришло в голову, что старый Небучаднеззар, должно быть, похитил ее еще маленькой девочкой, до того, как она расцвела неземной красотой, и теперь она ждет появления героя, чтобы тот спас ее от этой рабской жизни и отвез домой, где она стала бы танцевать только для него, тем самым выражая свою благодарность.
Я подождал, пока танец закончится. Потом зрители еще минут пять выражали свой восторг аплодисментами, топаньем ног и свистом. Наконец купол опустел, я поднялся на сцену, нашел маленькую дверку, ведущую за кулисы, вошел в нее и через несколько секунд очутился в уборной Сирены.
В чем мать родила, она сидела на маленькой табуретке, парящей над полом перед туалетным столиком и трехмерным зеркалом, и расчесывала многоцветные волосы. На стенах висели многочисленные голографии, изображавшие ее в разной степени раздетости, на полке стояли куклы, на комоде тявкали уродливые фарфоровые собачки, там же стояли картинки инопланетных детей, большеглазых и очень похожих друг на друга, хотя среди них были четырехрукие, инсектоиды и даже хлордышащие.
Увидев мое отражение в зеркале, Сирена повернулась ко мне.
— Кто ты? — пожелала знать она, напрочь забыв о том, что полностью раздета, а может, ее это и не волновало.
— Я — Катастрофа Бейкер, пришел, чтобы признаться тебе в вечной любви и спасти от этой чудовищной рабской жизни.
— Я польщена, — она оглядела меня с головы до ног, — но не хочу, чтобы меня спасали.
— Только потому, что док Небучаднеззар зомбировал тебя, — объяснил я. — Несколько месяцев полетаем по галактике, и мозги у тебя прочистятся. Что скажешь, Сирена?
— Скажу — нет, и меня зовут не Сирена.
— Тогда как же? — спросил я. — Раз уж нам предстоит провести остаток жизни в интимной близости, полагаю, я должен знать твое имя.
— Я — Мелора, но никакой близости не будет.
— Мелора, — повторил я. — Это судьба.
— Почему?
— Я всегда таял перед обнаженными сиренами по имени Мелора, — ответил я. — По моему разумению, Мелора — самое чистое, самое добродетельное имя во Вселенной.
— Я тебя не звала. А теперь — уходи.
— Я не могу допустить, чтобы ты и дальше влачила столь жалкое существование.
— Я здесь безмерно счастлива. И мучаюсь только последние три минуты.
— Ты все не так поняла, — объяснил я. — Я — герой, по крайней мере когда не убегаю от всяких разных жандармов, и главное дело моей жизни — спасать непорочных дев, попавших в беду.
— Я не в беде, — стояла она на своем. — А теперь оставь меня одну.
— Оставить тебя одну? — переспросил я. — Но я тебя люблю.
— А я тебя — нет! — отрезала она.
— Только потому, что плохо меня знаешь. После десяти или двенадцати лет, проведенных вместе, ты влюбишься в меня по уши.
— Что мне нужно сделать, чтобы заставить тебя уйти? — спросила она.
И тут я понял, что происходит: она приняла меня за типичного немытого и необразованного старателя, которые составляли абсолютное большинство ее аудитории. Вот и решил, что пора показать ей, что я — другой, сказать какую-нибудь романтическую фразу, которая тронет ее сердце. Порылся в памяти, вспоминая любовные истории, которые читал в молодости, и наконец нашел то, что нужно.
— Мелора, — я приложил руку к сердцу, чтобы подчеркнуть мою искренность, — мой любовный двигатель жаждет тебя.
— Можешь взять свой любовный двигатель и засунуть его сам знаешь куда! — огрызнулась она.
— Именно об этом я и думаю. — Я порадовался, что мой план блестяще удался. — Так приятно осознавать, что наши намерения совпадают.
Она встала, подошла к стене, сняла с крючка халат, надела его, повернулась ко мне лицом, уперев руки в бока.
— В последний раз спрашиваю: ты уйдешь по собственной воле?
— По собственной — нет, — твердо заявил я. — Один — нет.
— Хорошо. Только потом не говори, что я тебя не предупреждала.
Она открыла рот и начала кричать, с каждым мгновением все громче и пронзительнее. Скоро треснуло зеркало, на туалетном столике затряслись и посыпались с него стеклянные безделушки, к тому времени, когда она добралась до соль, миновав фа, из моих зубов повыпадали все пломбы, а она продолжала двигаться к ля. Я еще услышал, как за куполом люди кричат от боли, а потом провалился в темноту. Когда очнулся, почувствовал, как она ладонью шлепает меня по щекам, услышал, как она говорит: «Пора просыпаться».
— Что произошло? — пробормотал я.
Фарфоровые собачки больше не тявкали, от них остались одни осколки, маленькая, но радость.
— Меня не просто так зовут Сиреной Серебряной Жилы, — с самодовольной улыбкой ответила Мелора.
— Ладно, ты — сирена. — Я осторожно прошелся языком по дыркам в зубах. — Но зачем ты это сделала?
— Потому что я никуда не собираюсь уезжать, а тебя следовало в этом убедить.
— Но почему? — настаивал я.
Она посмотрела на меня.
— Потому что я — док Небучаднеззар. Мне принадлежит это шоу и Сирена Серебряной Жилы зарабатывает кучу денег.
— Так чего ты сразу мне этого не сказала? — удивился я. — Если ты не можешь уехать, я останусь с тобой.
На этот раз она таки добралась до си.
— Мне нравится жить одной, — объяснила она, когда вновь привела меня в чувство.
— Очаровать тебя трудно, — признал я, — но Катастрофа Бейкер не из тех, кто сразу сдается.
Еще три или четыре раза она вгоняла меня в небытие, но наконец пришел кто-то из местных и попросил ее угомониться, потому что в радиусе трех миль не осталось ни одного целого окна.
— Теперь ты уйдешь? — спросила она, когда я снова пришел в себя.
— Хорошо, хорошо, я все понял. Но придет день, когда ты пожалеешь о том, что отвергла искреннюю и беззаветную любовь, которую я предлагал тебе всего лишь за пятьдесят процентов дохода твоего парка развлечений.