Выбрать главу

Но ничто не могло убедить ее, и скоро я осознал, что меня просто ослепила ее красота, а может, крашеные волосы. Поэтому, побывав у дантиста и приведя зубы в порядок, я вновь очутился среди звезд, как и прежде, в одиночестве, постарев на пару дней, но став гораздо мудрее.

* * *

Силиконовая Карни хохотнула:

— Теперь я понимаю, почему тебя зовут Катастрофа!

— Для того есть и другие, не менее веские причины, мэм, и я уверен, что выжившие перечислят их тебе… если кто-то из них смог покинуть больницу.

— Люди постоянно говорят и поют о неразделенной любви, — констатировала Сахара дель Рио.

— Разумеется, — согласился с ней Ахмед Альфардский, в котором человеческого было, возможно, меньше, чем в большинстве остальных. — Это самое облагораживающее чувство.

— И нет ничего более раздражающего, — вставил Макс Три Ствола.

— А какая от нее польза? — спросил Аргиль, который сидел в углу с преподобным Билли Кармой. — Когда приходит пора произвести потомство, когда у самки «течка», тогда самцы борются за право соединить свои гены с ее, а потом все успокаиваются до следующего сезона ураганов.

— У нас все по-другому, — ответил Катастрофа Бейкер.

— Хорошо, — не стал спорить Аргиль, — до следующего сезона буранов. Велика разница.

— Этот момент ты уловил, — вмешался Ставлю-Планету О’Грейди. — Мужчины борются за женщин. А иногда, как в случае, о котором рассказал наш друг Бейкер, просто за существование.

— Ты думаешь, женщины не должны бороться? — с застенчивой улыбкой спросила Золушка. — Мы прилагаем ничуть не меньше усилий, только все делаем тоньше.

— Со всей этой борьбой хочется задаться вопросом, а остаются у кого-нибудь силы на сам процесс? — спросил Аргиль.

— Бывает, что, и нет, — согласился Макс. — Стыдно, конечно, но что делать?

Внезапно заговорил старик, сидевший в самом дальнем углу:

— Что ты об этом знаешь? Что вы все об этом знаете? Есть только одно слово, которое может сие описать. И слово это — трагедия.

— Что может быть трагичного в сексе? — удивился Бейкер.

— Я говорю не о сексе, — ответил старик. — О любви.

— Кто ты, и что ты об этом знаешь?

— Меня зовут Странник Джонс, и я ищу свою любовь больше сорока лет.

— Странник Джонс! — воскликнул Никодемий Мейфлауэр. — Не о тебе ли я слышал на Бараймие V?

— Не можешь ты быть тем Странником Джонсом, о котором я слышал на Сверкающей Синеве, — пробормотал Макс.

— Вроде бы Странник Джонс был на Новой Бирме, во Внешнем Пограничье, — добавил Могильщик Гейнс.

— Это все я, — ответил старик. — Я бывал на этих трех мирах и еще на семистах других.

— Ты — исследователь? — спросил Большой Рыжий.

— Нет, хотя на некоторые планеты моя нога ступала первой.

— Искатель приключений?

— Нет, хотя на мою долю их выпало немало.

— Тогда кто? — спросил Большой Рыжий.

— Я искал не приключения — человека. Вот моя грустная и трагическая история.

ТРАГИЧЕСКИЕ ПОИСКИ СТРАННИКА ДЖОНСА

Я не собирался становиться первооткрывателем двухсот или трехсот планет, не было у меня желания стать миллионным человеком, ступившим на землю еще нескольких сотен планет. Я хотел лишь одного: найти мою Пенелопу.

Искать я ее начал… один момент… сорок три года, восемь месяцев и девятнадцать дней тому назад. Первая планета, на которую я прилетел, была Кастор XII. Ее там, естественно, не оказалось.

Потом я побывал в системе Нельсон, на всех кислородных планетах системы Рузвельт. Даже приземлился на Вальпургии III, едва ли не самой странной из увиденных мною планет, но не нашел ее и там.

Я продолжал искать. Обследовал Внутреннее Пограничье, Монархию, Спиральный Рукав, Внешнее Пограничье, даже Большое и Малое Облака, но нигде не обнаружил ее следа. После того как стало ясно, что это будет эпическое путешествие, я переименовал мой корабль в «Летучего голландца».

В этом путешествии чего я только не увидел. Однажды стоял на вершине самой высокой горы в галактике. В другой раз ходил по дну глубочайшего хлорного океана. Выбрасывал алмазы размером с грецкий орех, потому что набил карманы более крупными. Убивал животных, в сравнении с которыми кораземы Адского Огня ван Винкля — домашние зверушки.

Я отказался стать королем Пурпурной планеты, отверг ухаживания женщины, которая красотой превосходила Золушку и Силиконовую Карни. Дорогие дамы, только не подумайте, что я хочу вас обидеть, вы прекрасны. Потому что знал — нельзя связывать себя узами, политическими или романтическими и, разумеется, Пенелопа должна была стать моей первой и единственной женщиной.

В какой-то момент я даже заручился поддержкой Золотой Банды. Они могли найти спрятанные сокровища и утерянные шедевры, но с Пенелопой потерпели неудачу. Я отправился на Домар и оплатил услуги их Мастера-телепата. Он мог читать мысли всех людей в радиусе пятидесяти тысяч световых лет, но и он не сумел подсказать мне, где искать Пенелопу.

Вот я и странствовал от одной планеты к другой, надеясь найти ее или встретить человека, который видел Пенелопу или хотя бы слышал о ней. Не замечал, как бегут годы, не оставлял надежды, что когда-нибудь найду ее и тогда все мои страдания и одиночество окупятся сторицей.

Вы и представить себе не можете, как это ужасно, думать, что ты вот-вот найдешь свою единственную женщину, чтобы потом выяснить, что там, куда тебя послали, ее не было и нет. Так часто в моей груди вспыхивала, а потом гасла надежда…

* * *

— Одну минуту, — прервал его Макс Три Ствола. — А почему ты не обратился к нам?

— Не понял.

— К завсегдатаям «Аванпоста», — пояснил Макс. — В целом мы повидали куда больше миров, чем ты. Расскажи нам что-нибудь о ней и, готов спорить, один из нас укажет тебя правильный путь.

Джонс несколько раз моргнул.

— Ну, думаю, волосы у нее скорее всего светлые. Не соломенные. Пожалуй, песочно-желтые. И она, конечно, стройная. Очень хорошенькая, но не бросающаяся в глаза, как эти дамы. — Он помолчал. — Ничего плохого в этом, кстати, нет. Моя мать, к примеру, плохо одевалась и не была семи пядей во лбу, но мой отец с радостью отдал бы за нее жизнь и когда ей исполнилось восемьдесят пять, несмотря на весь ее жир и морщины. Красота определяется глазами того, кто смотрит, а для моих глаз Пенелопа — самая красивая женщина галактики. — Вновь пауза. — Платье у нее из льняной материи, в бело-синюю клетку, на шее — красный шелковый шарфик, на голове — большой бархатный берет. Таким, по моему разумению, должен быть ее наряд.