— Послушай, — прервал он паузу, — если мы затеем борьбу, я не смогу убить тебя сразу. Мне придется сломать тебе руку или ногу, может, и ребра, применив медвежий захват. Будет проще, если ты позволишь сразу свернуть тебе шею. Клянусь, я буду всегда чтить твою память.
— Не то чтобы я не хочу уважить тебя, Спинолом, — ответил я. — Но я — спортсмен. Меня учили выступать на арене в полную силу. Зрители заплатили за билеты и того заслуживают.
— У нас не будет зрителей, заплативших за билеты. Только безбожные пришельцы.
— Все равно, я не могу их разочаровать.
— Что ж, решение ты принял сам.
— А если ты почувствуешь, что слабеешь, — продолжил я, — дай мне знать, и я постараюсь, чтобы бой закончился для тебя безболезненно, насколько это будет возможно.
— Что ты знаешь о смертельных ударах? — пренебрежительно спросил он.
— Я учусь быстро. Особенно, если на карту поставлена моя жизнь.
— Ты когда-нибудь участвовал в боях без правил, профессиональных или в колледже?
— Нет, — ответил я. — Пару семестров занимался рестлингом, чтобы поддерживать форму в межсезонье.
— Да? — внезапно он улыбнулся. — Знаешь, может, нам удастся устроить для этих мерзавцев настоящее шоу?
— Ты это о чем?
— Если мы начнем бросать другу друга на ринге и применять захваты, которые так нравятся зрителям, может, они захотят продолжения, а какое может быть продолжение, если один из нас умрет?
— Черт, а ведь действительно стоит попробовать, — согласился я. — Все лучше, чем пытаться убить друг друга.
— Жаль, что мы прикованы к стене, — вздохнул Барнс, — а не то могли бы потренироваться.
— Но мы можем все обговорить, — заметил я. — Ты понимаешь, разработать сценарий, чтобы знать, кто кого и когда бросает.
— Почему нет?
И мы занялись сценарием, обговорили каждое движение, каждый бросок, каждый захват. Мы не хотели причинять друг другу вреда, поэтому придумали, что надо делать, чтобы пришельцам казалось, будто мы вырываем друг другу глаза или колотим соперника головой о металлическую стойку, тогда как на самом деле мы лишь имитировали поединок.
Мы решили, что сможем проделывать все это час или два, тогда как настоящая схватка закончилась бы гораздо раньше. И пришли к выводу, что пришельцам это зрелище очень понравится, а потому они настоят на втором поединке, то есть в этот день оба участника покинут арену живыми.
Что ж, они накормили нас обедом, добровольно такую еду есть не будешь, но все лучше, чем пустой желудок, а потом мы немного поспали. Наступило утром, с нас сняли цепи и по длинному пандусу вывели на огромную арену, где уже собрались зрители, тысяча с небольшим пришельцев.
Один из них вышел на середину ринга (я зову эту площадку рингом, хотя она находилась на уровне земли и никаких канатов не было и в помине), поднял руку, призывая толпу успокоиться.
— Оружия у вас нет, следовательно, нет и правил. Выживший отправится обратно в камеру. — Он попятился. — Пусть победит сильнейший!
Я бросился на Барнса и позволил ему перебросить меня через себя. Пришельцы никогда такого не видели и разразились одобрительными криками.
Я поднялся, сблизился с ним и кинул через бедро. Он пролетел через весь ринг и зрители взвыли от восторга.
Примерно час мы по очереди бросали друг друга. Если уставали, один из нас ухватывал второго за шею руками или за талию ногами. Мы кричали от боли, которой не чувствовали, а на самом деле получали передышку.
— И как долго мы будет бороться? — спросил я Барнса, когда он прижимал меня к себе медвежьим захватом.
— Понятия не имею, — ответил он. — Им давно пора развести нас по углам.
Но такого желания у них не возникало, так что поединок продолжался. К четвертому часу домашних заготовок у нас не осталось и мы начали импровизировать. Я швырнул его оземь, и он забился в агонии. Я даже опустился рядом с ним на колени, испугавшись, а не сломал ли ему чего.
— Все нормально, — прошептал он. — Но я понял, если падать раскинув руки и ноги, шуму больше, а зрителям кажется, что от тебя осталось мокрое место.
— Давай попробуем, — шепнул я в ответ.
Он поднялся, вроде бы с огромным трудом, швырнул меня оземь, и оказалось, что он абсолютно прав, так что следующие полчаса мы поочередно летели на ринг.
Но зрителям это наскучило, вот и пришлось изобретать новые приемы. С выдумкой у нас обоих все было в порядке, и мы так увлеклись, что и не заметили, как наступило новое утро, то есть боролись мы уже двадцать четыре часа.
— Как ты? — спросил он, в очередной раз зажав мне голову под мышкой.
— Проголодался, — ответил я.
— Ну, если мы с тобой проголодались, значит, они тоже проголодались. Ничего, мы их пересидим.
Мы боролись еще одни сутки, и вот тут зрители уже начали выказывать нетерпение, как от голода, так и от желания справить нужду. Но они настолько увлеклись поединком, что некоторые из них, когда после броска Барнса я оказался во втором ряду, стали молотить меня кулаками и колоть острыми предметами, так что я поспешил вернуться на ринг.
— Они меня ненавидят! — прошептал я ему, когда мы «намертво» зажали друг друга.
— Половина освистала меня, когда я выбросил тебя за пределы ринга, — ответил он.
— Правда? — удивился я. — Давай я выброшу тебя и поглядим, что получится.
Я выбросил, и половина зрителей, которые не трогали меня, принялись колотить Барнса.
— Знаешь, — сказал я ему, когда он вернулся на ринг и мы прикидывались, что очень хотим оттоптать пальцы друг другу, — вид спорта, который мы придумали, несет в себе огромный потенциал. Я думаю, эти пришельцы предпочли бы наблюдать за нами, а не воевать.
— В твоих словах что-то есть. — Он схватил меня за ногу и вывернул ее. Пока я падал, добавил: — Как я понимаю, мы уже боремся двое с половиной суток. Не знаю, как ты, а мне скоро захочется отлить.
— Не думаю, что они позволят нам покинуть арену. — Я сделал вид, будто втыкаю большой палец ему в глаз.
— Не спросив, не узнаешь, — ответил он и, шатаясь, направился к пришельцу, который открывал поединок.