Бедный Крамарц через несколько минут скончался. От яда рогатой гадюки спасения нет.
Голубь стоял в страхе и смотрел. Когда общая паника улеглась, он сел под дальней пальмой. Остальные опять попрятались по палаткам. Завтра выступать.
Голубь, однако, никак не мог успокоиться. Ему было не совсем понятно, почему, если украли его рубашку, гадюка укусила Крамарца? Или ей отказал нюх?… В конце концов, у гадюки тоже может быть насморк… До чего все было бы просто, укуси она его. Больше никаких забот о том, как сыграть в ящик.
А может, это он виноват в смерти Крамарца?… Но если гадюку натаскивали на его рубашку, почему она поползла к Крамарцу? И кто стащил рубаху?… Разве что призрак! Та женщина! С треугольным родимым пятном… Призрак пустыни… Попадись она ему только на глаза…
Кто– то тронул Голубя за плечо:
– Добрый вечер.
Перед ним стояло привидение в белом.
Глава шестнадцатая
Где– то вскрикнул разбуженный попугай. Больше ничто не нарушает немой тишины. Прямо перед ним стоит привидение…
– Ну? – холодно спросила женщина. Голубь улыбнулся.
– Хорошо, что вы пришли, я как раз думал о том, что в лагере происходят странные вещи и неплохо бы при встрече спросить вас, не знаете ли вы подробностей…
Женщина в сердцах воскликнула:
– Нет, скажите! Неужели вы ничего не чувствуете когда стоите вот так глаза в глаза с убитой?! В чьей смерти вы тоже повинны!
– Эту клевету я решительным образом отвергаю!
– Послушайте, я давно наблюдаю за вами, – дрожащим голосом сказала женщина. – Спору нет, вашим нервам можно позавидовать, вы отличный актер, и то, что вы делаете, даже превосходит слухи о вас, однако мне кажется, что у вас есть сердце… Я видела, как вы помогали слабым…
– Мадам! Я уже привык, что мне время от времени ненароком сообщают нечто, чего я не понимаю и к чему не имею ни малейшего отношения… Я примирился с тем, что никто не верит правде и, наоборот, знает обо мне что-то такое, что не соответствует действительности, но может быть, вы все-таки откроете мне кое-какие подробности…
– Нет смысла притворяться передо мной… Я знаю, кто вы!
– Кто же, позвольте спросить? Неплохо бы и мне об этом узнать!
– Вы майор Ив!
– Чтоб мне провалиться в тартарары вместе с этим майором! Я тогда присоединюсь к вам, ваша милость, и мы вдвоем будем наведываться в этот мир.
С минуту женщина недоверчиво смотрела на него.
– Ну и кто же вы, по вашему собственному утверждению?
– Аренкур. Жюль Манфред Аренкур, изгнанный из морской академии кадет и меломан. Засим разрешите узнать, о ком мне скорбеть в вашем лице?
Женщина невольно улыбнулась. Но потом презрительно скривила губы:
– Вы хотите, чтобы я поверила этой сказке? Зря стараетесь…
– Пожалуйста, я могу вам все о себе рассказать. Я надеюсь, привидению можно довериться, там, внизу, наверное, не особенно сплетничают… Извольте слушать.
…И Голубь рассказал все. Начиная с академии и продолжив встречей с управляющим страховой компанией, в общем, если не считать нескольких отступлений, когда он отвлекался на знакомых женщин и любимые песни, он довольно связно изложил дело…
Женщина не переставала смотреть на него с подозрением… Хотя благодаря не сходившей с лица легионера детской улыбке ему хотелось верить. Наконец она нерешительно произнесла:
– Вам ничего не стоит доказать, что вы не майор Ив… Если ваш рассказ правдив, старые часы не представляют для вас никакого интереса…
– К сожалению, я отдал их Маккару…
– Как?! – Женщина, побледнев, задрожала. – Но мне сказали, что Маккар… не придет…
– Чепуха. Он пришел. И унес золотые часы…
– Но кто говорит о золотых? Простые ручные часы в виде крокодильей головы…
– Ах, эти! Я от них с радостью избавлюсь, хотя они и не мои… Пожалуйста… Тысяча чертей!… – воскликнул Голубь. – Их украли.
Часов на запястье не было…
Женщина расхохоталась.
– А я чуть было не поверила всей этой комедии…
– Клянусь вам…
– Не клянитесь!… И я тоже хороша… Еще сомневалась, кто вы… Не хотела верить, что вы притворяетесь… Ваша ложь сбила меня с толку…
– Прошу вас, поверьте…
– Полно!… Часы вы передадите туда, где их ждут, а виновата в том я, потому что спасла вас.
– От чего, позвольте спросить?
– Глупец! Если бы старый араб не облил вас водкой, вы были бы сейчас мертвы. Я, безумная, спасла вас!
Вон оно что, водка! Змея не смогла найти владельца рубашки, потому что все вокруг было пропитано резким запахом водки. Чтобы не уползать ни с чем, она укусила беднягу Крамарца. Так, значит, он обязан жизнью арабу, который варит кофе.
Точнее говоря, этой женщине… Нехорошо она поступила! Однако, что ни говори, со стороны покойницы это знак симпатии…
– Прошу вас, поверьте мне… – молил Голубь. – Я совсем не рад, что вы спасли мне жизнь, для меня это страшный удар, но я рад, что вы думали обо мне… и… чувствуете ко мне расположение. Я тоже очень много думал о вас.
Голубь взял женщину за руку. Обыкновенная теплая рука. У мертвецов это редкость. Но та с раздражением выдернула руку. – Не смейте до меня дотрагиваться!
Женщина оттолкнула его и побежала… Голубь за ней… Теперь не исчезнешь, как в пустыне!… О-ля-ля! За поворотом дорогу преграждает изгородь из мимозы.
Женщина неслась вперед… Добежала до изгороди, Голубь мчался за ней огромными скачками и уже почти настиг, когда из-за кустов его так огрели по голове, что он без сознания повалился на землю.
Г лава семнадцатая
Когда он пришел в себя, в голове шумело. Он не чувствовал боли, казалось только, что вместо головы у него бочка, из которой хотят вырваться десять тысяч пчел.
Светало…
Голубь ощупал затылок. Он слегка припух и болел от прикосновения…
Дьявол! Хорошо ему по черепушке съездили! Он пошел обратно в лагерь.
Так, значит, его спасло привидение. С помощью старика араба. Конечно! Араб слышал, что у него украли рубашку, он знал, что змея пропала, и, вероятно, догадывался о связи этих событий. Поэтому он быстренько облил его вонючей водкой. В этой пустыне чего только не случается!… Постоянно жизнью рискуешь!… Нет чтобы потерять ее… Не дай Бог…
Значит, привидению он понравился. Жаль только, что оно не верит ему… А он с радостью отдал бы ту барочную вещицу. Часы в виде крокодильей головы… К тому же с защелкивающейся крышкой, такие теперь только отставные пожарники носят, пришпилив их к груди на медной цепочке… Но вот ведь украли… Поди догадайся, кому они понадобились…
Та– ра-ра!… Та-ра-ра!…
Построение!
О– ля-ля! Надо скорей бежать к остальным, чтобы было алиби. Самое время прихлопнуть кого-нибудь из его ружья, как здесь повелось.
Но сегодня в виде исключения ничего подобного не произошло. Все разбежались по своим взводам, солдаты построились, заурчали моторы, заскрипели повозки, послышались ругань, свист нагаек, слова команды, и наконец колонна тронулась…
Троппауэр вернулся в строй. Как ни в чем не бывало. Пока они стояли в оазисе, он совершенно оправился от ранения. Поэт крикнул Голубю:
– Где тебя, дьявола, носило? Я тебя повсюду искал… Тебя Малец спрашивал. Хочет с тобой поговорить… Он в санитарной повозке, плохо ему, бедняге…
– Жалко, что меня не было… Несчастный парень, как только будет возможность, я к нему загляну…
Протяжный свист и где-то далеко-далеко резкий крнк: «Шагом марш!»
Днем, во время часового привала, Голубь отправился к повозке.
– Привет, парень… Как дела?! – поприветствовал он больного.
Малец лежал пожелтевший, исхудавший, кожа да кости, и, увидев Голубя, с живостью завертел головой, словно от нетерпения…
– Тебе нельзя говорить… – замахал на него руками Голубь. – Будем переписываться. Я принес карандаш и бумагу. Представь, что ты Троппауэр, и пиши, только чтобы я понял…