Гардон стал мертвенно-бледным…
Сложив все вещи обратно, он принес маленький мешочек и его содержимое в канцелярию.
– Так вы думаете… – пролепетал он.
– Я думаю, – ответил Финли, – что в управлении «Д» генштаба в ранге майора служит лишь один офицер, Ив. Я думаю, что человек, которого вы приговорили к «петле», майор Ив.
– Но… кто же… кто… приговорил его к «петле»?… Эй, фельдфебель!… Стража!… Врача и носилки!… – он быстро сунул Финли мешочек. – Прошу вас, закройте в сейф.
Финли закрыл вещи в сейф и отдал ключи Гардону, который тут же отправился за Голубем.
…Чувствуя необыкновенный прилив сил и именно поэтому опечаленный, Аренкур стоял перед капитаном.
– Рядовой!… Тут некоторые скоты гнусно обращались с вами. Они будут наказаны. Латуре навечно пойдет в конвой, а двух унтер-офицеров я отправил в одиночку. – Немного тише Гардон добавил: – Меня предупреждали при назначении, что моя помощь может понадобиться некоторым доверенным лицам… Передо мной раскрыли карты, поскольку… у меня есть стратегическое чутье… Скажите мне, какие у вас пожелания, и я все исполню…
Голубь ничего не понял из речи капитана, но, не колеблясь ни секунды, выпалил:
– Моего друга Троппауэра послали на каторжные работы…
Гардон опять побледнел. Дьявол, еще один из секретной службы. Не хватает ему вляпаться здесь в историю, вроде капитана из Айн-Сефры… Фу, как неприятно!
– Почему вы не доверились мне раньше, май… рядовой? Этот человек наверняка уже мертв… Виной тому жестокость Латуре и в первую очередь Финли… – Капитан снял трубку. – Караул?… Пусть конвой передаст арестантам, что они не получат ни капли воды до тех пор, пока не пришлют посланного на каторжные работы легионера. По крайней мере сообщат о его судьбе… – Он положил трубку и направился к сейфу. – Мы тут хранили некоторые ваши вещи… Если угодно, вы можете взять их… Я не хотел, чтобы они попали в чужие руки.
Гардон в изумлении отступил. Отделение сейфа, где лежал клеенчатый мешочек, было пусто.
Глава двадцать третья
– К сожалению, вещи исчезли, – сказал капитан Голубю, – но если у вас есть какая-либо нужда… можете смело мне сказать…
– Мне бы, господин капитан… в первую очередь с Троппауэром…
– Ах да, этот второй солдат… – Зазвенел телефон, Гардон снял трубку. – Да? Прекрасно. Пусть конвой выделит патрульных, и они немедленно приведут его в форт. – Положив трубку, он с удивлением посмотрел на Голубя. – Небывалый случай. Солдат по фамилии Троппауэр жив. Если хотите, можете пойти встретить его…
– Ура! – воскликнул Голубь, позабыв обо всем на свете, и бросился бежать…
Троппауэр вернулся слегка похудевший, но улыбающийся и почти не обремененный одеждой. Они с Голубем долго обнимали друг друга.
– Как тебе удалось остаться в живых? – спросил Голубь.
– Очень просто. Меня не убили, – радостно сообщил поэт. – Видишь, как полезно иногда дать по морде жандарму. У меня до сих пор руки чешутся, когда вижу этого расфуфыренного Бенида Тонгута. Тот бандит с Корсики, которому я дал воды, составил мне протекцию. Он похлопотал перед одним полуголым господином, чтобы меня не убивали… Но… знаешь… Есть один щекотливый вопрос… Эти каторжники так странно себя вели…
– Неужели не слушали тебя, когда ты читал стихи?
– Нет, это дело я уладил довольно легко, но они… понимаешь… хотят бунтовать…
– Что?!
– Я толком ничего не знаю. К ним там ходил один пигмей. Они в лесу живут… К каторжникам должно прийти племя сокота. Надо только дождаться, когда Нигер спадет. Тут-то каторжники и восстанут. В форте многие солдаты об этом знают… Кобенский замешан в дело и этот Хильдебрант.
– Ну а как же с водой?… Вода ведь у офицеров.
– Должен кто-то приехать и привезти подрывника, Они взорвут трубы и получат доступ к воде.
– Что же нам делать?… Если выдать каторжников, мы можем навлечь беду на многих легионеров. Но я все-таки французский кадет…
– А я художник, а художники известны своей любовью к родине. Черт его знает, что тут можно сделать. Доносить на товарищей, конечно, нехорошо…
– Я знаю, что мы сделаем. Мы посоветуемся с одним майором. Я тут разоблачил переодетого майора. Ему можно довериться.
– Кто такой?
– Главач! – торжествующе ответил Голубь.
– Никогда бы не поверил… – удивился Троппауэр. – Сапожник Главач?… Лучше ничего не мог придумать.
Они пошли к Главачу, который горевал в столовой за бутылкой вина… Голубь подсел к нему за столик.
– Беда… – зашептал он Главачу в ухо. Тот побледнел.
– Так я и знал, что этот Шполянский продаст… – сказал он, решив, что поляк доложил о краже рубашки по начальству.
– Речь не о том. Вот Троппауэр, ему вы можете доверять, он поэт. На послезавтра планируется восстание. Что ты здесь вертишься? – накинулся Голубь на подавальщика. – Принеси лучше бутылку вина.
Темнокожий юнец отошел к стойке и стал наливать в бутылку вино.
– Не понимаю… – сказал Главач. – Чего вам от меня нужно?
– Послушайте… нам необходим вам совет. Готовится бунт, солдаты хотят захватить форт…
Мальчишка-араб принес вино и стал разливать его по стаканам.
– Нужно что-то предпринять, – напирал Голубь. – Поймите, господин майор…
– Но позвольте… – опешил Главач.
– Прошу прощения… – опомнился Голубь. И опять в ярости зарычал на подростка: – Ты уберешься отсюда когда-нибудь?
– Вы должны сказать нам, что делать, – подбодрил Главача Троппауэр.
Тот нервно потер себе лоб. Знать бы, чего им нужно. Дрожащей рукой он поднес вино ко рту и залпом выпил.
– Ну, первым делом… Кто зачинщики? И… еще… сколько тех, кто не бунтует?… – робко выговорил он в страшных терзаниях.
– Отлично. Мы узнаем, кто замешан в бунте.
– Или, – вступил в разговор Троппауэр, – найдем тех, кому можно доверять. Это уже половина победы.
– Победа! Выпьем за победу, – оживился сапожник, поскольку пользовался любым случаем выпить.
– На нашей стороне Надов и Рикайев, – начал перечислять Троппауэр.
– И еще Шполянский, – продолжил Голубь. – У человека, получавшего пенсию, должна быть преданность государству. Потом доктор Минкус, тоже хороший парень, еще этот старый рубака Пилот…
– За его здоровье! – с радостью выпил за Пилота сапожник.
– Я знаю, о чем вы думаете, – самолюбиво посмотрел на Главача Голубь и снял рубашку, поскольку жара стояла невыносимая. – Вы планируете, что мы соберем верных людей и в случае необходимости восстановим порядок.
– Что-то вроде того… – неуверенно поддакнул сапожник.
– Каторжники все на их стороне и среди легионеров тоже многие, – вставил Троппауэр.
– Я думаю, нам лучше сначала сделать вид, что мы тоже на их стороне, – сказал Голубь, – вы не согласны?
– Ну почему же… – с муками выдавил из себя сапожник, – только… надо осторожней… За ваше здоровье!
– Не беспокойтесь, – заверил его Голубь и надел рубашку. – Пойдем, – сказал он Троппауэру.
Они дружно кивнули Главачу и пошли искать Пилота.
– Умный человек, сразу видно, – сказал Троппауэр, когда они уже были во дворе.
– Что ты хочешь… Майор секретной службы… Но этому Пенкрофту-Лапорте я бы с радостью свернул шею. Только Шполянского жаль впутывать в историю… Поэтому пусть пока походит на свободе… Ты что?
Поэт смущенно потирал свой обезьяний подбородок.
– Я знаю, тебе тяжело с ними расстаться, – сказал он, потупив взор, – но все-таки прошу тебя, верни мне стихи, которые я отдавал на хранение…
Голубь молчал. Как сообщить поэту ужасную новость?
– Друг, – сказал он наконец убито. – Мужайся…
– Боже!