Только усилием воли ему удалось побороть в себе нарастающее желание побежать.
Человека, сидящего на камне, он сначала принял за один из валунов, которые в изобилии возвышались на его пути. Фигура возникла прямо перед ним, и по мере приближения к ней все больше казалась Барону странной и какой-то неправильной формы. Осознав, что это мужчина, сидящий на камне и повернувшийся к нему своей сгорбленной спиной, он забыл о счете и рванулся вперед. Чемоданы били его по ногам, по тем местам, где у него уже появились синяки. Но он ничего не чувствовал. В каком-то смысле он был даже удивлен, можно сказать, что уже не надеялся больше увидеть человеческое существо. И вот на тебе!
Встреча так взволновала его, что поначалу он ошибся и заговорил по-английски:
— Привет! Где я нахожусь и где ближайшая дорога?
Старик в чистой, но сильно поношенной одежде, с морщинистым индейским лицом, удивился, не меньше его самого. Он вскочил на ноги и, оступаясь, попятился назад. Его расширившиеся от изумления и страха глаза сверкали.
Барон понял свою ошибку с английским и тут же переключился на другой язык:
— Wo ist die Alftobahn? Haben Sie...[1] Нет, нет, опять не то. — В волнении и спешке он заговорил на своем родном языке.
Испанский — вот что ему необходимо. Не внезапно понял, что не помнит ни слова по-испански. Он замялся в растерянности, и тут нежданно всплыло испанское слово «дорога» — camino, — а вслед за ним вернулись и все остальные.
Итак, теперь он произнес по-испански:
— Прошу прощения, я не хотел испугать вас. Я ищу дорогу.
— Дорогу? Вам нужна дорога? — Старик говорил на диалекте, полном каких-то щелкающих и гортанных звуков, так что Барон с трудом понял его и кивнул.
— Да. Я хочу продолжить путешествие. Старик помахал рукой:
— Вот это и есть дорога.
Барон вгляделся. Стало уже почти темно, но все же ему удалось увидеть колеи и небольшой вал между ними на полосе земли, очищенной от камней. Это была дорога, он стоял на дороге, а старик сидел возле нее.
— Куда ведет эта дорога? — спросил он. Старик показал на юг и сказал:
— Аодама. — А затем показал на север и сказал:-Сото-ла-Марина.
Ни одно из этих названий ничего не говорило Барону. Он спросил:
— Как попасть к большой дороге, по которой ездят грузовики и легковушки?
Старик снова показал на север по направлению к Сото-ла-Марина.
— В деревне, — объяснил он, — вам нужно свернуть на дорогу, ведущую на запад.
К Касас. К Петакено. К Сьюдад-Виктории — очень большому городу.
Сьюдад-Виктория — первое название, известное Барону. Он спросил:
— Как далеко до Сьюдад-Виктории?
— От деревни, наверное, около ста километров.
Сто километров. Шестьдесят миль или чуть больше.
— А ближе где-нибудь ходят автомобили? — поинтересовался барон.
— Иногда в Касас. Или в Петакено, гораздо чаще.
— А далеко до вашей деревни, Сото-ла-Марина?
Старик пожал плечами:
— Пять километров. Три мили.
— Там можно переночевать?
Три мили Барон еще мог пройти сегодня без воды, без сна и без пищи. Но это самое большее, на что он был способен.
Старик ответил:
— У меня в доме, рядом с деревней. Я возвращаюсь домой. Пойдемте со мной.
— Хорошо.
Они пошли по едва видневшейся дороге, и старик спросил:
— Чемоданы тяжелые?
— Нет. Не очень.
— В них есть ценные вещи?
Барон повернул голову и посмотрел на него. Неужели этот старый дурак собирается ограбить его? Но он выглядит слишком старым, слишком слабым, его нечего бояться. Барон ответил:
— Нет, здесь только одежда и всякие мелочи. Ничего ценного.
— Может, электробритва?
— Нет.
Старик, наверное, просто выжил из ума. Он действительно собрался ограбить его ночью, но оказался слишком глуп, чтобы держать язык за зубами, и, таким образом, выдал себя с головой.
Единственное, что оставалось сделать Барону, когда они доберутся до хижины, — это стукнуть хозяина и связать покрепче, чтобы получить возможность спокойно провести ночь.
Остаток пути они прошли в молчании. Каждый думал о своем. Солнце село, и вокруг стало так темно, что Барон ориентировался только по стуку сандалий старика. Он не видел абсолютно ничего и не понимал, как его спутник может ориентироваться в такой темноте. Хотя, возможно, он вовсе и не видел дороги, а просто изучил ее за свою жизнь настолько хорошо, что уже ничем его было не сбить с пути.
Впереди мигнул крошечный желтоватый огонек. Старик сказал: