…Да, что время делает с людьми — уму непостижимо. Третьего дня заходила ко мне Е. III. Была в Москве проездом и на Киевском встретила Рене собственной персоной. Хитрая лиса черкнул ей адресок: он всегда старался мне насолить.
В первую минуту, когда позвонили в дверь, я решил, что сия особа пришла наниматься в домработницы. К счастью, мне не дали и рта раскрыть. Хорош бы я был, если бы сразу принялся вести речь о жалованье!
— Жорж! — воскликнула Е. Ш., борясь с одышкой. — Я знала, что мы еще встретимся! Майн готт! Вы нисколько не изменились!
И устремила на меня взгляд, полный страстного обожания. Признаться, только по нему я и распознал былую красавицу, некогда блиставшую в петербургских салонах и сводившую с ума миллионщиков и гвардейцев.
А ведь ей не так уж много лет, мысленно прикинул я. Даже если сделать поправку на женское кокетство в отношении паспортных данных, Е. Ш. теперь не более сорока пяти. Но где, позвольте спросить, персиковая кожа, лилейные ручки, некогда пылко обнимавшие меня (как, впрочем, и других)? Где гибкость стана и изящество ножки?
Передо мной стояла грузная старуха в поношенном платье и стоптанных ботинках. Вокруг когда-то прелестной шейки уныло обвилась траченая молью чернобурка. Е. Ш. нервно обмахивалась ее мертвой оскаленной мордой.
Разговор вертелся вокруг самых незначительных вещей.
Говорили о здоровье, о ценах на рынке, перебирали общих знакомых. Этот уехал, тот умер, третьего расстреляли, четвертого сослали… Насколько я понял, Е. Ш. давно развелась по советским правилам и нынче находится в стесненных обстоятельствах. Надо отдать ей должное: напрямую она помощи не просила.
Поддавшись невольному чувству жалости, я предложил Е. Ш. чаю. Она не отказалась. Больно было смотреть на то, как эта женщина, обжигаясь, с шумом отхлебывала кипяток и, роняя на платье крошки, с жадностью поглощала бутерброды, сооруженные мною на скорую руку.
Я проводил Е. Ш. без всякого сожаления, а оставленную ею бумажку с армавирским адресом смял и бросил в помойное ведро.
— Сик транзит глория мунди! — как говаривал незабвенный друг мой Борис Савинков…»
— Так примете или нет? — с досадой повторил женский голос.
От неожиданности Эдик выронил «БЛОКЪ-НОТЬ». Прямо перед ним стояла вчерашняя очкастая интеллектуалка с двумя огромными связками макулатуры.
«Хосефа Эстер Бобадилья рождена 2 сентября 1874 года в уездном городе Рославль Смоленской губернии. Мать — Елизавета Бобадилья, урожденная Дубровская, по происхождению дворянка, по вероисповеданию унионистка. Отец — Хосе Мигель Бобадилья, по происхождению дворянин, по вероисповеданию католик. Младенец крещен по католическому обряду в церкви св. Терезы (Вильно) 29 сентября 1874 года».
(Из архивов городской управы г. Рославля.)
Хосефа никогда не могла понять, что понесло ее отца, идальго из обедневшего дворянского рода, в далекую северную Россию и как угораздило красавицу Елизавету Дубровскую, блиставшую в свое время в петербургском свете, связать свою судьбу с этим бродягой и пьяницей. Вечно мотался Хосе Бобадилья по городам и весям и нигде подолгу не задерживался. Из российской столицы — в грязную уездную дыру, из Вильно — в Ревель, из патриархальной купеческой Москвы — в легкомысленный Париж…
Пока девочке не исполнилось девяти лет, родители повсюду таскали ее за собой. Хосефе нравилась такая жизнь. С детской любознательностью впитывала она новые впечатления и радовалась переездам. Она прекрасно говорила на нескольких европейских языках, но лучше других знала, естественно, русский и испанский.
Девяти лет от роду Хосефу отдали на попечение «христовых невест» в монастырь святой Елены. Но учение впрок не пошло: несмотря на строгие монастырские нравы, девочка росла дерзкой и своенравной.
В ней бурлила гордая и авантюрная кровь испанских предков, и монастырская келья казалась ей настоящей тюрьмой. В пятнадцать лет у Хосефы обнаружили повышенный интерес к молодому сеньору Лопе Льяносу, учителю музыки и регенту церковного хора. Ненастной ноябрьской ночью 1890 года она сбежала из монастырской неволи и вместе со своим возлюбленным уехала в Мадрид.
Так началась полная приключений жизнь этой загадочной женщины.
Лондон, 1892 год
«Сотрудникам Скотланд-Ярда наконец удалось задержать преступницу, промышлявшую грабежом в отелях и пригородных гостиницах. Ею оказалась некая Хосефа Бобадилья, известная в преступной среде под кличкой Пепита — проститутка, промышлявшая в дорогих ресторанах и казино. Она заманивала мужчин в гостиницы, подсыпала им в питье снотворное и, бессовестно ограбив, исчезала. Преступница арестована и в настоящее время находится под стражей».