– Детектив д`Обер, – поправила Макс машинально.
– Да, конечно, детектив д`Обер, – тут же откликнулась Кати. – Прошу прощения. Так вот, касающиеся меня подробности не должны всплыть ни на одном семейном собрании. А они, я полагаю, будут.
– Не хотите облегчить свою совесть чистосердечным признанием? – спросила Макс невинно.
В её тетради уже была запись про Кати и приемного сына бабули Орабель, тридцатилетнего Константэна. Сегодня, на встрече с семьей, приемыш избегал пересекаться взглядами с женой Жильбера. А та настойчиво ловила его взоры глазами, полными страстной муки.
Вторая бумажка, уже в пять жюке, легла рядом с первой.
– Не хочу, – сказала Кати, придерживая купюру тонкими пальчиками с аккуратными накрашенными ноготками.
Ох, этот персиковый цвет… Зачем красить ногти в тон нижнему белью? Платье-то на Кати винного цвета.
Ролан принёс две чашечки кофе – запахло так, что у Макс подвело желудок. Сейчас бы не кофе пить, а жевать котлету, заедая салатом с острым сыром и оранжерейными помидорками… Детектив прикрыла усталые глаза. Головная боль подкрадывалась коварно, тихо, но уже понемногу давила на виски. Скорее бы Кати ушла!
– Я добавлю ещё десять жюке, если вы установите, с кем в данный момент поддерживает связь мой муж, – проворковала тем временем мадам Соврю, убирая пальцы с денег и принимая из рук Ролана тонкую фарфоровую чашку.
Отпила, приподняла тонко выщипанные брови, одобрительно кивнула.
– Ваш слуга варит прекрасный кофе.
– Благодарю, мадам, – пробормотал Ролан, который ещё не успел доковылять до двери.
– Скажите, мадам Соврю, – спросила Макс, – на какую часть завещания вы рассчитываете?
Кати вздохнула.
– После смерти сына, которого Орабель так любила, я уже ни на что не рассчитываю, кроме как на милость мужа. И мне необходимо сохранить остатки нашей любви и привязанности, иначе он со мной расстанется, а я не получу ничего.
– А если не удастся сохранить эти остатки, вы собираетесь его шантажировать информацией о его внебрачных связях? – спросила Макс. – Это неглупо, но мсье Жильбер должен бояться их обнародовать. Если ему не страшно, у вас ничего не выйдет.
– Если он спал с теми, кого я подозреваю – будет бояться, – сказала Кати. – Моя свекровь, святая женщина, не выносит внутрисемейных интрижек. Именно поэтому я, – мадам Соврю достала ещё пару купюр, – хочу, чтобы о моей собственной фатальной ошибке никто не узнал. Ошибки теперь в прошлом.
И она, отвернувшись, быстро промокнула слезинку платочком. На белом уголке осталось тёмное пятнышко косметики.
Понятно. Любит она, выходит, Константэна, а остаться хочет с мужем. Потому что любовнику вряд ли нужна, она ведь старше, вон уже дочка взрослая, замужем, зачем ему такая перезрелая красотка? А вот свою долю наследства урвать хочется. На таких условиях, конечно, Кати не станет красть бабулю. Да и вообще, стоит пожалеть эту женщину вместе с фатальными ошибками и всем остальным. Ещё и сына потеряла.
Макс по привычке нарисовала на полях тетради небольшую, но кудрявую закорючку, и спросила:
– А сына вашего как звали?
– Флобер, – музыкально сморкаясь в платочек, сказала Кати.
– Давно он почил?
– Два года назад.
– Болел, видимо? – уточнила Макс. – Сочувствую вам, безмерно сочувствую. Такая потеря!
Тут Кати высморкалась уже не так музыкально, а скорее сердито, и сказала довольно жестко:
– Не лезьте не в своё дело, детектив д`Обер.
– Вы уж извините, если показалась бестактной, мадам Соврю, а только дело это теперь уже моё. Я задаток взяла… у вашего мужа, кстати, – и Макс подняла на Кати суровый взгляд.
– Мой сын Флобер умер в неполные двадцать лет, два года назад. Связался в колледже с плохой компанией, – с вызовом в голосе сказала мадам Соврю. – Его убили в драке. Теперь вы довольны? Какое отношение, по-вашему, смерть моего сына два года назад имеет к пропаже моей свекрови?
– Действительно, – смутилась Макс, рисуя ещё одну завитушку рядом с первой. – Извините, мадам Соврю, что разбередила раны. У вас есть ещё что-то? Может быть, что-нибудь вспомнили про Орабель, про её настроение в день перед исчезновением, что-то необычное в её поведении?
– Разве что она поцеловала Армину перед сном, – сказала Кати. – Обычно не целовала, а тут вдруг велела позвать и поцеловала. Больше я ничего необычного не припоминаю.
Это было кое-что. Макс перестала рисовать закорючки – третья так и осталась незаконченной – и записала несколько слов о бабушкиных поцелуях.