Черно Да Скоро сидел, навалившись подбородком на сплетённые пальцы. Глаза его сделались совсем узкими, будто прорези маски.
— Ещё раз, подробно. Что он сказал?
Я вздохнул. Речь Судьи по-прежнему помнилась мне до последнего слова.
— «Дорожка твоя в тину, Ретано, — начал я с отвращением. — Ты уже в грязи по пояс — а там и в крови измараешься…» Ну, здесь небольшой пропуск, а затем…
— Никаких пропусков! — рявкнул Черно, и на бритом черепе прыгнули солнечные блики. — НИКАКИХ пропусков в тексте Приговора, неужели не ясно?!
Я заколебался. События повернулись совсем не так, как я рассчитывал — но, сказав «а», следует помнить и о прочих буквах алфавита. Явившись к лекарю с непристойной болезнью, поздно краснеть и утаивать симптомы.
— «Сборщик податей, — выговорил я через силу, — повесился на воротах, кто-то скажет — поделом, но смерть его на тебе, Ретано. Ты тот же разбойник — где лесной душегуб просто перерезает горло, ты плетёшь удавку жестоких выдумок. Год тебе гулять. По истечении срока казнён будешь… Я сказал, ты слышал, Ретанаар Рекотарс. Это всё».
Минуту в ярко освещённой комнате было тихо. Черно не смотрел на меня — глядел в сторону, шевеля губами, с сомнением морщась, будто решая в уме сложную арифметическую задачу.
— Так что? — не выдержал я наконец.
— Ничего, — отозвался Черно с неожиданной беспечностью. — Ты, понятно, хочешь, чтобы никакие Судьи над твоей душой не стояли, а?
У меня внезапно перехватило дыхание. Слишком легко прозвучали эти слова. Слишком непринуждённо.
— Никто не вправе судить меня, — сказал я глухо. — Надо будет — сам за себя отвечу…
— Понимаю. — Черно кивнул. — Ты хочешь, чтобы я это сделал? Снял с тебя Приговор?
— А ты можешь? — не удержался я.
Он улыбнулся.
Лицо его, лишённое выражения, вдруг преобразилось. Окрасилось нескрываемым довольством, тёмные глаза вспыхнули, рот растянулся до ушей.
— Могу.
Некоторое время мы молчали. Черно смотрел на меня, как сытый кот на обомлевшую мышь: расслабленно, с удовольствием, с какой-то даже отеческой грустью.
— Я могу это сделать, Ретано… Считай, что тебе повезло. Но и мне повезло тоже — потому как даром, сам понимаешь, такие услуги никто не оказывает…
— Сколько? — спросил я механически. Сердце моё трепыхнулось от радости: так просто?!
Черно растянул рот ещё шире — хоть это, казалось, было уже невозможно:
— Экий ты практичный… Нисколько. Отслужи.
Оскорбление — как чёрствый ломоть хлеба. Так просто его не проглотишь.
— Милостивый государь, — сказал я с отвращением, — заведите собаку, и пусть она вам служит. Или ваше последнее слово обращено к потомку Рекотарсов?!
— А что я такого сказал? — удивился Черно.
Я сдержался.
В комнате снова повисло молчание; солнечные пятна лежали на потолке как пришитые. Как будто здесь, в комнате с зеркалами, время не течёт.
— Странные вы люди, — пробормотал Черно, обращаясь как бы к самому себе. — Собирать чужие налоги в личине фальшивого сборщика — это вот естественно для потомка Рекотарсов… А всё прочее…
— Я заплачу, — сказал я зло. — Сколько скажешь, столько заплачу… «Всё прочее» — не твоё… дело.
Я хотел сказать «не твоё собачье дело», но вовремя сдержался.
— Какие мы гордые, — пробормотал Черно Да Скоро, и, кажется, он был огорчён. Вся его бесстрастная физиономия как-то потемнела, и опустились кончики длинного рта. — Ладно… Знаешь, сколько это будет стоить?
— Я заплачу, — повторил я высокомерно, и тогда он назвал сумму.
Некоторое время я просто смотрел ему в глаза. С немым упрёком; проще всего было предположить, что я ослышался.
— Сколько-сколько?!
Он повторил.
— Ясно, — сказал я шёпотом. — Ничего ты не можешь. Цену набиваешь, паясничаешь, ты, колдун…
— Я сказал, а ты слышал, — пробормотал Черно знакомым до дрожи голосом Судьи. — Это всё.
Я облизнул губы. На секунду мне поверилось, что Черно — это и есть Судья, только в другом обличье.
Он усмехнулся. Узкие глаза на мгновение вспыхнули — и тогда я понял, что нет, он не Судья, но он и не паясничает. Это я ошибся — передо мной вовсе не средней руки колдунишка. Чонотакс Оро знает себе цену и назначает плату за стоящий, по его мнению, товар.
Но и для меня товар ничего себе — жизнь…
— Совесть имей, — сказал я внезапно охрипшим голосом. — Я столько… у меня таких денег нет.
Он криво усмехнулся:
— Про первое моё предложение… помнишь?
— Нет, — сказал я холодно.
Чонотакс пожал плечами:
— Тогда замок продай. Какой-нибудь купец богатый, может быть, с родословной и купит…
— С родословной?!
— А мало ли дураков лезет в аристократы?
Я не нашёлся что ответить. Солнце било в окно, отражённые лучи заставляли болезненно щуриться; я вдруг почувствовал, что мои глаза устали, саднят и слезятся.
— Погаси, — выдавил я, прикрывая лицо ладонью. — Хватит…
Солнце село в течение минуты. В зеркалах отразился умиротворённый золотистый закат, а я почти ослеп. Непросто после яркого света переключиться на полумрак; я видел только силуэт Черно. Маг — а он был-таки магом! — стоял у окна, спиной ко мне, и смотрел в сад.
— Ты точно можешь это сделать? — спросил я беспомощно.
Чёрный силуэт в квадрате окна пожал острым плечом:
— У Судьи свои сильные стороны, у меня — свои.
— Сбавишь цену?
Он обернулся. Теперь бритый череп отсвечивал мягко, матово, в тёплых закатных тонах.
— Не сбавлю. Не хочешь служить — так ищи деньги… или думай. Головой.
Я промолчал.
— Думайте, Ретанаар Рекотарс, — официальным тоном повторил тот, кого звали Чонотакс Оро. — Думайте… всё в ваших руках.
В окно влетела ворона, сделала круг под потолком и оттуда, с высоты, торжественно нагадила мне на колено.
Всю неделю, прошедшую после посещения Чонотакса Оро, мной владела неуместная взвинченная весёлость. Я искренне хвалил себя за смекалку, позволившую отыскать выход из полной, казалось бы, безысходности; теперь передо мной была новая задача, непростая, но бесхитростная: раздобыть к сроку назначенную Чонотаксом сумму.
Всю неделю я пропивал последние деньги, гулял и веселился на всю округу, так что даже на самом распоследнем хуторе знали, что это «господин Ретано домой возвратимшись». Потом деньги кончились, наступило похмелье, я извлёк на свет свой деревянный календарик и с ужасом увидел, что моя отмеренная жизнь сократилась ещё на семь дней.
Идею о продаже замка я с ходу отмёл, как циничную, — подобные бредни могли поселиться только в бритой голове корыстолюбивого Черно Да Скоро. Из других способов добычи денег мне на ум приходили почему-то кладоискательство, грабёж на большой дороге и шулерская игра в карты. Я прекрасно знал, что первое подчас бесполезно, второе — противно и опасно, а третье недостойно Рекотарса; моё радужное настроение улетучилось, и на смену ему явилась глухая тоска. Я в который раз пожалел, что, в отличие от легендарного предка, не способен к магии и не учён её премудростям.
Много десятилетий тому назад Великий Маг Дамир, чьё мужественное, чуть усталое лицо смотрело сейчас с трёх разных портретов на стенах обветшавшего замка, много лет назад этот во всех отношениях замечательный человек одолел свирепого дракона, поселившегося во владениях барона Химециуса. Требовало чудовище жертв или нет — о том история умалчивает, но я склонен считать, что требовало-таки, это кажется логичным, у барона, как-никак, подрастали две красавицы-дочери, а сын был ещё слишком мал, чтобы сесть на коня и взять в руки оружие…
Вот тогда-то в замке и появился Великий Маг Дамир, сопровождаемый верным слугой. А чуть позже появилась вот эта гравюра, изображающая моего предка в момент, когда он протыкает бестию копьём…
Я ближе пододвинул свечку.
Гравюра исполнена была любовно и тщательно — я видел гневное лицо своего предка, харю чудовища, совсем по-человечески искажённую злобой и страхом, и даже местность мог узнать — да, это южная оконечность охотничьих угодий, мне не раз случалось гулять там ещё подростком. Помнится, в те времена я всякую свободную минуту посвящал фехтованию и, выхватив из ножен шпагу, самозабвенно играл в Мага Дамира, и от моих игрищ пострадал не один куст дикой малины…