На лице Александры отразилось искреннее непонимание:
— Антонушка, солнышко мое, ты о чем? Мальвинин, конечно, козел, и это ты еще очень мягко выразился. Но почему ты оскорбляешь меня? Ты же сам отказался бороться за меня, а теперь называешь меня стервой?
Антон возмутился:
— А, так я еще должен за тебя бороться? Ты, бесстыжая баба, спуталась с длинноволосым кобелем, невзирая на наличие двоих детей, принесла в подоле пополнение от этого козла, и я должен за тебя бороться? Ну знаешь ли, твоя наглость не знает границ!
На несколько мгновений в комнате воцарилось молчание. Судорожно пытаясь в голове сложить два и два, получив при этом положенный результат, Александра вглядывалась в Антона. Конечно, они не виделись несколько лет, и все же Антон как-то неуловимо изменился за это время. Не столько внешне, а… даже говорить он стал как-то иначе. Ну никак не получается "четыре"!
— Антошик, ты о чем? Что значит "спуталась"? Это с законным-то мужем? И позволь тебе напомнить, что ты практически сам толкнул меня в его объятия. Ты уже не помнишь, что тогда говорил? Я напомню. Ты сказал: "Валюшка, если иначе не получается, ты сходи за него замуж, а потом, когда он сделает из тебя звезду, ты разведешься и мы поженимся". Теперь припоминаешь? Или стыдно? Конечно, проще всего обвинить меня. А ты не думаешь, как мне с ним живется? Ты знаешь, каково это — рожать детей не от мужа, а от любовника? И ведь он до сих пор не догадывается, что девчонки не его дочери! А терпеть его ежедневные побои? А насилие? И это все оттого, что ты не мог сделать из меня "звезду", но непременно желал меня ею видеть! А теперь упрекаешь меня: спуталась с длинноволосым. А кстати, почему ты назвал его длинноволосым?
Теперь Антон лупал глазами.
— Догулялась, мать твою, — брезгливо сплюнул на пол. — Тараканы в голове поселились. Ты уже и "озвездеть" успела? И позволь поинтересоваться: на каком же поприще?
Беседа все больше напоминала разговор слепого с глухим.
— Антоша, я вообще-то Александра. Если у тебя плохо с памятью, напоминаю: я певица. Очень известная, можно сказать, знаменитая…
— Я ж говорю — шлюха! — почему-то обрадовался Антон. — Совсем баба сдурела! Тебе сороковник скоро, а ты на панель собралась! Уже и псевдоним себе придумала! Да кому ты там, старая, нужна? Кто за тебя платить будет? Ты нужна-то, небось, одному длинноволосому, да и то на халяву…
Александра вздохнула:
— Подожди, подожди. Тайм-аут. Давай успокоимся, а то я вообще ничего уже не понимаю. Причем тут панель? Не смей оскорблять меня за то, что я вышла замуж за Мальвинина. Да, это была самая моя большая ошибка в жизни, но от этого я не стала шлюхой. Ты прекрасно знаешь, что, даже будучи его женой, я всю жизнь люблю только тебя. И даже детей я рожала не от него, а от тебя. Только Андрюшка — его сын, но тут уж я ничего не могла поделать. Я не хотела его рожать, но Мальвинин не позволил мне прервать беременность. Он думает, чем больше я ему нарожаю детей, тем сильнее он меня к себе привяжет. А сам издевается над детьми…
Брови Антона сначала сошлись на переносице, потом взлетели вверх:
— О Господи, Валь, ты меня пугаешь. Ты что несешь-то? Когда ты успела выйти замуж за этого волосатика? Мы ж с тобой еще не развелись. И вообще я уже ничего не понимаю. Как ты могла переспать с этим уродом? Как ты могла родить от него ребенка? Скажи, тебя не тошнило в постели от его соседства?
— Тошнило, еще как тошнило! Я и сейчас не могу без содрогания ложиться с ним в одну постель! А что я могу поделать? Он же не спрашивает моего согласия! Он практически насилует меня каждую ночь! Как же — я ведь его законная жена и должна выполнять супружеские обязанности. Только знаешь, мне кажется, он это делает не от особой любви ко мне. Он просто таким образом самоутверждается. А еще мне каждую ночь доказывает, что мой муж — он, а не ты, и только он имеет право делать это со мной. Он, а не ты! А я каждую ночь закрываю глаза, и представляю, будто рядом не он, а ты. Ты, понимаешь? Ты, ты, ты!!! Каждый день, каждую ночь! Потому что я до сих пор тебя люблю! И никогда не переставала любить. А теперь уж, наверное, и не перестану. Я не умею не любить тебя. Вот только быть с тобой не получается. Антошка, милый, что мы делаем? Нам выпала редкая удача побыть вдвоем, а мы ссоримся, обвиняем друг друга. Он же в любую минуту может объявиться, а мы теряем время. Давай уедем куда-нибудь, где он не сможет нас достать! Конечно, с моей известностью нам трудно будет затеряться в толпе, но давай все-таки попробуем. Ты не представляешь, как я его боюсь. Боюсь и ненавижу! Антошик, миленький, забери меня от этого ублюдка, я больше не выдержу!
И Александра уткнулась в такую родную, с ранней юности знакомую широкую грудь Антона и расплакалась безудержно и совершенно по-детски. Она не знала, сколько минут просидела в объятиях любимого, а может, часов. Они уже не выясняли отношения, просто сидели, прижавшись друг к дружке, став, казалось, одним целым. Александра уж почти совсем забылась в объятиях любимого, как вдруг опять закружилась до обморока голова, тошнота подобралась к самому горлу, и противный холодный липкий пот покрыл все ее тело. На какое-то мгновение она отключилась, а пришла в себя на берегу Истры.
Охранника рядом не было, и Александра на свой страх и риск прошлась вдоль забора. Калитка почему-то была открыта настежь и так и манила к себе неприкрытой свободой. Не раздумывая о последствиях, Александра шагнула в мир и тут же нарвалась на град ударов:
— Ах ты тварь, опять удумала удрать! Я тебе устрою пир на свободе, ты у меня долго будешь вспоминать свою прогулку!
Мальвинин, не скрываясь от любопытствующих глаз, осыпал ее ударами, причем, старался бить в живот, поболезненнее. Один из ударов попал в аккурат под дых и, падая, Александра подумала:
— Как хорошо, ни одна беременность не выдержит такого удара…
Еще мгновение назад в его объятьях удобно устроилась Валентина. Дрянь, конечно, мерзавка, но ведь самая родная, самая любимая на всем белом свете. А может, и правда она его любит? Ну было, ну уговорил ее тот козел волосатый. Ну, черт попутал, в конце концов. А любит-то она действительно только его. Ведь нельзя изображать любовь так искренне. Ее или нет вовсе, или есть. Третьего не дано. И Антон уже был готов поверить своему счастью, готов был простить изменницу, как вдруг все вокруг покрылось каким-то маревом, как будто плотным сигаретным дымом, только мокрым. Это продолжалось буквально мгновение, а когда мокрый дым рассеялся, оказалось, что Антон сидит на диване в гордом одиночестве. Вот так. Хотел застукать супругу с любовником, а, когда номер не удался, заснул на диване и увидел странный сон. На редкость реальный, но все же сон. Антон умылся холодной водой, чтобы проснуться окончательно, и вернулся на работу.
***
Алька терялась в догадках. Лицо ее, полное недоумения, выглядело довольно по-деревенски. Странно, она дежурила около дома Седаковых уже около двух часов, а ровным счетом ничего не происходило. Почему-то Александра не выскакивала на улицу, не окидывала безумным взглядом незнакомые окрестности, не рвала на себе волосы. Что-то не так. Что-то не складывается. И как же теперь Альке строить вечерний разговор с "потерпевшей"? Как убедить Александру расстаться с некоторой суммой кровных, трудом и потом заработанных денег?
Время летело, а ровным счетом ничего не происходило. Однако Алька не могла себе позволить караулить Александру целую вечность — проход-то работает далеко не круглосуточно, того и гляди закроется, а оставаться на ночь в этом идиотском мире, где Варенник может в любой момент доставить ее к месту проведения очередного субботника, категорически не хотелось. И она вынуждена была покинуть свой пост.
С трудом дождавшись вечера, Алька набрала знакомый номер: